Члены этой касты настолько искусны и умелы в торговле, что могли бы преподать урок самым хитроумным евреям. Они приучают своих детей с раннего возраста чураться безделья, и вместо того, чтобы позволять им терять свое время в уличных играх, как мы обычно позволяем своим, они учат их арифметике… Дети всегда сопровождают своих отцов, которые наставляют их в торговле, не предпринимая ничего без того, чтобы одновременно объяснять им это… Если кто-то гневается на них, они терпеливо слушают, после чего не видятся с ним четыре или пять дней, пока, как они надеются, гнев не проходит [Tavernier, 1925, p. 144].
Но индийское общество того времени не было благоприятной средой, в которой подобные добродетели могли найти достаточную поддержку, чтобы перевернуть господствующую систему производства.
Города также существовали. Европейские путешественники того времени отзываются об Агре, Лахоре, Дели и Виджаянагаре как о столицах, равновеликих городам родного континента – Риму, Парижу или Константинополю [Moreland, 1920, p. 13]. Однако первичным источником существования этих городов не была торговля или коммерция. В основном это были политические и отчасти религиозные центры. Торговцы и купцы занимали незначительное положение. В Дели, как замечает французский путешественник Бернье, «нет среднего сословия. Люди здесь либо принадлежат к высшему сословию, либо живут в бедности» (цит. по: [Ibid., p. 16]). Купцы, конечно, существовали и даже занимались торговлей с зарубежными странами, хотя к этому времени португальцы аккумулировали в своих руках бо́льшую часть прибыли в торговой сфере [Ibid., p. 139]. Это действительно работает на тезис о том, что европейский империализм стал помехой для местного движения в сторону модернизации, хотя, на мой взгляд, он весьма далек от того, чтобы служить решающим аргументом. Были также ремесленники, главным образом занимавшиеся производством предметов роскоши для богачей [Ibid., p. 160, 184, 187].
Основные барьеры для коммерции были политическими и социальными. Некоторые из них, пожалуй, были не хуже, чем в Европе того же периода, где царили разбой на большой дороге, сутяжничество и высокие транзитные пошлины [Ibid., p. 41; Habib, 1963, ch. 2]. Другие были хуже. Правовая система Моголов отставала от европейской. Купцы, желавшие принудить к исполнению договора либо вернуть долг, не могли поручить свое дело профессиональному адвокату, поскольку этой профессии не существовало. Им приходилось выступать по своему делу лично перед лицом правосудия со всеми его пристрастными и случайными интересами. Коррупция была почти повсеместной [Moreland, 1920, p. 35–36].
Однако более значимой была претензия императора на земные богатства состоятельных купцов и чиновников после их смерти. Морланд цитирует письмо Аурангзеба, последнего Великого Могола (ум. в 1707 г.), отрывок из которого сохранил путешественник Бернье:
Мы привыкли, как только простится с жизнью омра (знатный человек) или богатый купец, а в некоторых случаях даже прежде, чем его тело расстанется с последней искрой жизни, опечатывать его сундуки, заключать в тюрьму и пытать его домашних слуг или чиновников, пока они не предоставят полное описание всей его собственности вплоть до самых незначительных драгоценностей. Эта практика нам, безусловно, выгодна, но вряд ли можно отрицать ее несправедливость и жестокость? [Moreland, 1923, p. 277–278].
Возможно, так происходило не во всех случаях. Тем не менее, как сухо замечает Морланд, торговля страдала из-за риска внезапной конфискации всего наличного капитала в момент, когда смерть его владельца ввергала бизнес в состояние временной неопределенности [Ibid., p. 280]. Можно также не сомневаться, что император порой старался «ускорить» приход естественной смерти, поскольку в конечном счете это оборачивалось для него таким удачным образом. Все эти соображения должны были циркулировать в купеческом сообществе и препятствовать развитию коммерции.
В целом отношение индийских политических властей к купцам скорее напоминало отношение паука к мухе, чем отношение пастуха к своей корове, распространенное в Европе того времени. Даже у Акбара, самого просвещенного из Моголов, не было своего Кольбера. В индусских областях ситуация, вероятно, была еще хуже. Местные власти, например глава города, могли порой придерживаться иной позиции, но они также жили под гнетом необходимости быстрой наживы и быстрой растраты своего состояния. На мой взгляд, можно с уверенностью заключить, что в целом установление мира и порядка (какого бы то ни было) не создало ситуацию, при которой рост коммерческих влияний мог бы подорвать аграрный строй так, как это случилось в Японии. Могольская система была для этого слишком хищнической, вовсе не потому, что ее правители или чиновники непременно были такими порочными людьми (хотя некоторые позднейшие правители страдали от наркотической зависимости и были чрезвычайно кровожадными – вероятно, от скуки и безнадежности), но потому, что сама система ставила правителя и его подчиненных в положение, где нередко лишь алчное поведение отличалось осмысленностью.
Читать дальше