Яков Бутович - Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Полагаю, что нарисованная здесь картина верна и подобный диалог между помещиком и комиссионером, действительно, имел место. Словом, однажды, неожиданно для всех, Значко-Яворский купил у княгини Абамелек ее рысистый завод и стал коннозаводчиком. На первых порах молодой коннозаводчик рьяно взялся за дело. Он сейчас же отправился в Елисаветград и, не приняв еще кобыл и даже не видев их, стал искать производителя. Он приехал ко мне на Конский Хутор и стал советоваться, какую лошадь купить ему в производители завода, причем у него было очень «скромное» требование: он хотел приобрести знаменитую лошадь, и не дороже чем за 1000 рублей! Посмеявшись, я сказал ему, что это невозможно, и посоветовал купить серого Гранита завода Емельяновых, лошадь недурную и давшую бежавший приплод в заводе графа Стенбок-Фермора. Гранит продавался в Елисаветграде очень дешево и был куплен Значко-Яворским за 350 рублей. К сожалению, Гранит вскоре пал и Значко-Яворский остался без жеребца.

Купленные случайно кобылы оказались недурны: как-никак они происходили из завода Воейковой и были голицынских кровей. Если бы Значко-Яворский после Гранита купил хорошего жеребца, знал бы лошадь и серьезно занимался делом, он отвел бы от этих кобыл неплохих упряжных лошадей и впоследствии мог бы иметь вполне порядочный маточный состав. Но беда была в том, что Значко-Яворский в лошадях ничего не понимал, а потому купленный им после Гранита жеребец Рокот решительно никуда не годился. Значко-Яворский купил его в Петербурге у знаменитого присяжного поверенного Карабчевского [93]и с гордостью показал мне аттестат. Я должен был его разочаровать. «Что вы наделали, Пётр Аполлонович, – сказал я, – ведь Рокот вам совершенно не подходит!» Значко-Яворский очень огорчился, но я его утешил словами о том, что он может крыть Рокотом купленную у меня кобылу Быль и пять-шесть других маток своего завода: Ветряную-Мельницу завода графа Рибопьера, Гильдянку завода Синицына, Нерпу завода Остроградского и др. Узнав от меня, что Рокот не полубрат его воейковских кобыл, а только в родстве с ними, Значко-Яворский решил крыть и их. Я смолчал, ибо толковать этому коннозаводчику, что делать инбридинг на голицынских лошадей не следует, было совершенно бесполезно. Я не стал толковать об этом Значко-Яворскому, потому что ясно понимал: он все равно ничего у себя в заводе не отведет.

Действительно, Значко-Яворский поиграл в лошадки несколько лет и затем завод сам собою сошел на нет, превратившись в скопище дешевых упряжных лошадей. Вел свой завод Значко-Яворский безобразно: плохо кормил, не работал молодняк, много кобыл холостело, дохло, а молодежь, которая доживала до четырехлетнего возраста, продавалась на ярмарке даже не в Елисаветграде, а в Бобринце в среднем по 150–175 рублей за голову.

Зачем я описал этот завод? Я сделал это с определенной целью: показать, в каких условиях иногда находились лошади орловской рысистой породы. Ведь завод Значко-Яворского был далеко не исключением. В то время в России было, к сожалению, немало заводов, которые возникали так же. Лошади орловской породы сплошь и рядом ставились в невозможные условия существования, и это, конечно, принесло величайший вред породе в целом. Говорите после этого, что орловский рысак малоконстантен (ненадёжен от франц. malconstant) и прочее, как это делают метизаторы. Все они сознательно закрывают глаза на подобные факты из прошлого породы. Чего только не пережила в России орловская порода! То лошадей плохо кормили, то их совсем не работали, а когда начали работать, то применяли варварские приемы тренировки; то вели заводы так, как вел свой завод Значко-Яворский; то покупали производителей с таким же знанием и пониманием дела, как этот коннозаводчик. Словом, за весьма редким исключением орловская порода за все время своего существования пребывала в отвратительных условиях. И несмотря на это, она не выродилась, продолжает существовать и давать таких лошадей, как Крепыш, Эльборус и другие. Орловский рысак талантливее американского. Движения у него изящнее и разнообразнее, сердца больше, формы лучше. Воспитайте, господа метизаторы, несколько поколений орловского рысака так, как воспитывают своего рысака американцы, и вы тогда увидите, на что способен орловский рысак!

Настало время рассказать, как я купил Громадного. Афанасьев разошелся со своей женой и женился на г-же Писаревой, которая состояла в родстве с Коноплиным. Коноплин звал Писареву «кумушка» и имел на нее очень большое влияние. Эта милая и сердечная женщина совершенно покорила Афанасьева. После их свадьбы я сказал приятелям, что этот союз чреват последствиями для завода Афанасьева и, вероятно, мы, орловцы, потеряем еще одного из виднейших наших товарищей. Я предполагал, что Коноплин будет воздействовать на Афанасьева через его жену и постарается залучить его в стан метизаторов. Мои предположения оправдались вполне, и вскоре я стал свидетелем разговора, который еще более укрепил меня в этих предположениях.