Яков Бутович - Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Нужно ли гнаться за рекордами и деньгами? Это должны решить наши конники-профессионалы. Кроме скачек, бегов и всевозможных конских состязаний, лошадь сейчас не находит другого, достаточно заметного, применения. Но ещё в 1970-х годах профессор Бобылев, завкафедрой коневодства Ветеринарной академии, отец которого оказал Бутовичу неоценимую помощь, приводил такой парадокс: сегодня больше людей, чем когда-либо в истории, ездит на лошадях. Почти нигде и никто не пользуется лошадьми как транспортным средством, но любителей верховой езды стало больше с тех пор, когда вроде бы все ездили преимущественно на лошадях, – вот что называется иронией истории.

Ирония истории сказалась и в том, что Прилепы Бутовича сохранились и остались одним из лучших у нас конных заводов, но – чуждого ему направления. Когда я начал ездить у «сидешего на Прилепах» Грошева, это была метисная Государственная заводская конюшня. Заведовал Прилепами отставной кавалерист, отбывший лагерь, Е. Н. Долматов. Он и Грошев – два человека из конного мира, которых я хорошо узнал. Образцовые профессионалы, они знали в своем деле всё и поэтому были свободны от фанатических пристрастий. Долматов, назначенный после Прилеп директором Московского ипподрома, пробил окно в зарубежный конный мир: наши рысаки побежали на ипподромах Западной Европы и Америки. На Московском ипподроме впервые со времен Кейтонов выступил американский рысак, в обмен на семь жеребят он остался у нас, был отправлен производителем в Прилепы и дал удачный приплод.

Общение с заграницей тогда было процедурой сложной, международная телефонная связь осуществлялась патриархально: разговор заказывался через телефонистку и ждать разговора приходилось долго. В этом я помогал Долматову. Сидя в долматовском кабинете в ожидании звонка, читал прошлые беговые программы, рассматривал старые фотографии: там накопились залежи иппической печати.

Попался снимок: лошадь на выводке держит господин, плотный и даже полноватый, в шубе и шапке, среднего или, пожалуй, ниже среднего роста. Ни в коем случае не мог я подумать, что это и есть Бутович. После всего того, что я наслушался о нём, Яков-Иваныч представлялся мне богатырской фигурой, таким, каким в повести «Внук Тальони» изображен его духовный двойник Бурмин – высоким и могучим. «Евгений Николаевич, кто это?» – спросил я у Долматова. Директор взглянул и, видно, сразу узнал, но ответил не сразу. У ответственного работника на лице, которое обычно имело выражение напряженное и озабоченное, постепенно проступили черты размягчения. Лицо словно озарялось. Очами своей души Долматов, кажется, видел уже не толстячка, он зрил некое человеческое чудо, какое при имени Бутович возникало пред умственными взорами Попова и Румянцева, Грошева и Демидова. Наконец Евгений Николаевич произнес коротко и веско только имя, как будто имя само за себя, без пояснений, должно было сказать достаточно каждому, кто хоть сколько-нибудь близок к миру лошадей. Директор Московского ипподрома выговорил, будто говорил о хорошо ему известном человеке: «Яков-Иваныч». По своему возрасту Долматов мог встречать Бутовича, а встречал или нет, спросить я не успел. Повышенным тоном заголосил телефон. Нас вызывал ипподром, расположенный под Нью-Йорком, тот самый, что много лет спустя, в 2012 году, мы с трудом обнаружили на задворках игорного дворца.

Обрадовался бы такому звонку Бутович? Мой ответ не значил бы ничего – дело специальное. И я решил обратиться к современному авторитету в коневодстве, но прежде, чтобы определить вес его слов, скажу о нём. Академик Сергей Анатольевич Козлов – конник в третьем поколении. Дед его был заводским тренером-наездником, отец – международный мастер призовой езды. Дед тренировал орловцев, отец выступает на метисах. Сергей, профессор и заведующий той самой кафедрой, которую некогда возглавлял Бобылев. Словом, ему объяснять не надо, кто есть кто в конном деле, и вот что он мне ответил почти что словами Бутовича: «Главное – помнить о том, что нельзя заниматься бессистемной работой, особенно с живыми существами».

Профессор-ипполог прочёл небольшую лекцию, осветив историю рысистых пород. Сергей мне напомнил, что когда-то я слышал от Долматова, но забыл: первыми были рысаки английские – норфольки (забыл я о несомненно заслуживающих исторической оценки норфольках, потому что они уже давно не играют никакой роли на международных бегах). За норфольками, как сказал Сергей, были орловцы, которые столетие господствовали в мире и оказали влияние на развитие рысистых пород в других странах, в том числе за океаном. Явились американцы и, что говорить, они в массе резвее. Да, из этого исходил Владыкин, того не отрицал и Бутович, однако утверждавший, что резвость ещё не всё.