Филипп Матисзак - 24 часа в Древнем Риме

На днях мне довелось поужинать с кем-то, кого я не очень хорошо знаю. Этот человек (по его собственному мнению) ведет дела экономно, но с чувством. Насколько я вижу, он сочетает в себе самые худшие черты подлости с экстравагантностью.

Элегантные блюда были поданы мне и еще нескольким избранным, в то время как все остальные получили дешевые угощения и остатки. В бутылки было разлито три вида вина: не для того, чтобы дать гостям выбор, а чтобы вообще его убрать. Было вино для меня и нашего хозяина и другие виды – для его менее ценных друзей (он, по-видимому, оценивает свою дружбу в степенях).

Среди римских аристократов считается дурным тоном обсуждать бизнес или политику за обедом. Вместо этого разговор должен быть абстрактным, например поэтическая критика с проявлениями эрудиции в обсуждении происхождения редких латинских глаголов и вежливыми, но остроумными философскими дебатами.

В те дни, когда Лициния отправляла Марку записки за столом, она пыталась склонить его вести разговор именно на эти темы. Это никогда не срабатывало, потому что те, кто присутствовал на ужинах Марка, не были за столом аристократа и не собирались упускать шанс поговорить со своими коллегами.

На беду Лицинии, которая подслушивает под дверью, разговор вертится вокруг процентных ставок, имперского законодательства, провинциальных налогов и фьючерсов на зерно. Когда он отходит от этих тем, обычно обсуждается перспектива той или иной команды, участвующей в гонках на колесницах, или шансы известного гладиатора в предстоящем поединке на арене.

«…До того как флейта смолкнет, Марк, я знаю, что ты совсем меня не слушаешь. Что случилось, девочка?»

«Девочка» – рабыня Селука, которая, несмотря на унизительную форму обращения, на самом деле на десять лет старше своей хозяйки. Она нервно сглатывает, а затем передает новости о том, что привратник уверяет ее, что повар еще не прибыл. Теперь и повар явно опаздывает, и так как он приносит еду, на званом ужине в настоящее время нет ни еды, ни кого-либо, кто мог бы ее приготовить. Теперь Лициния горько сожалеет, что отпустила своего повара.

Ничего не остается, кроме как послать посланников к посетителям с просьбой отложить их прибытие на час. Все остальные слуги, свободные от домашних дел, должны рыскать вокруг жилища шеф-повара, разыскать его и привести в дом Манидия – если понадобится, силой. Лициния отдает приказы с тихим отчаянием в голосе. Марк может быть хозяином вечера, но успешное планирование и подготовка лежат на плечах materfamilias , которая отвечает за дом. Если званый обед потерпит неудачу, которая ему в настоящее время угрожает, Лицинии несколько недель придется терпеть притворное сочувствие друзей.

Она смотрит на мужа. «Это все твоя вина…»

[Римляне брали на званые обеды свои платки,

Но не всегда возвращались с ними обратно.]

Любой, кто ищет повара Цецилия, как это сейчас делают рабы Манидия, поступит так же, как они, и последним посетит двор тайца Фуллера. Это не потому, что Цецилий бывает там нечасто – на самом деле, потому, что у него роман с тайкой, и повар проводит там много времени. Тем не менее запахи во дворе настолько сильные, что рабы предпочитают искать в более приятных местах, где Цецилия, вероятно, нет, чем в этом пахучем месте, где он, вероятно, есть.