О том, как произошло убийство, писали многие французские газеты. Вот, например, что сообщала по этому поводу все та же эмигрантская газета «Меч» от 31 января 1937 года в статье «Загадочное убийство невозвращенца»:
«Д.С. Навашин имел обыкновение каждое утро совершать прогулку в Булонском лесу, вблизи которого он жил.
25 января он, как обыкновенно, в 9 часов утра вышел на прогулку, держа на привязи двух своих собак. На нем был спортивный, элегантный костюм; в руке он держал тяжелую палку с острым железным наконечником, которая, в случае надобности, могла бы послужить и оружием.
В 10 час.30 мин. он прошел мимо молочной фермы и свернул с дороги в лес.
То, что произошло дальше, стало известным из показания единственного свидетеля убийства, счетовода ле Вефа.
— Прогулка моя в лесу, — рассказывает ле Веф, — была прервана начавшим накрапывать дождем. Поджидая автобус, я заметил в нескольких десятках метров, среди кустарника, двух субъектов, которые не то боролись, не то дрались.
Продолжалось это всего несколько секунд. Затем раздалось три выстрела. Один из боровшихся упал на землю, другой бросился бежать в сторону Сюрен, держа в руке револьвер. Судя по тому, как он бежал, этому человеку не больше 25–30 лет. Это человек спортивного вида. Одет он был в серую фуфайку. Пиджака на нем не было…
Я подбежал к месту происшествия. Собаки выли, и мне пришлось отогнать их камнями от тела хозяина. Человек лет пятидесяти лежал, уткнувшись ничком в землю. Правая щека его была изуродована пулей. По-видимому, другая пуля попала в сердце, потому что на груди также быстро показалась кровь. Неизвестный был убит наповал.
Ле Веф дал знать полиции. На убитом не нашли никаких документов. Труп опознала служанка, которую жена Навашина, обеспокоенная долгим отсутствием мужа, послала на поиски.
Экспертиза, проведенная полицейским врачом, показала, что Навашин был убит кинжалом, напоминающим штык, а не револьверной пулей…
Сходясь во мнении, что убийство совершено на политической почве, газеты высказывают различные предположения. Большинство газет связывают убийство с московским процессом, считая его делом ГПУ, тем более, что на месте убийства найден кусок „Humanite“ (газета французских коммунистов — авт. ), выпавший из кармана убийцы. Газеты крайнего левого лагеря стараются перебросить обвинение на Гестапо, указывая на антифашистскую деятельность Навашина».
В Москве откликнулись на убийство Навашина моментально. Уже 27 января все центральные и многие местные советские газеты опубликовали следующее заявление ТАСС:
«По сообщениям агентства ГАВАС 25 января в Булонском лесу в Париже убит невозвращенец, некий Навашин. Все газеты подчеркивают, что убийство совершено на политической почве. Для политической характеристики Навашина важны два момента. „Попюлер“ подчеркивает, что Навашин в последнее время активно разоблачал происки германского фашизма в Румынии и Польше, в странах Северной Европы и высказывает предположение, что убийство Навашина является делом рук гестапо. Газета „Тан“ в свою очередь указывает, что Навашин в свое время был близок с Пятаковым и Сокольниковым — руководителями антисоветского троцкистского центра. Газета „Тан“ добавляет, что имеются основания предположить, что Навашин был хорошо осведомлен о деятельности этого центра. В связи с этим обстоятельством ряд газет отмечают возможность, что Навашин убит троцкистами, опасавшимися разоблачений.
В этой связи особый интерес приобретает более чем подозрительная торопливость, с которой Троцкий и его сын Седов выступают с „опровержениями“, отрицающими их заинтересованность в устранении Навашина. В спешке Троцкий и Седов, очевидно, не успели достаточно согласовать свои „опровержения“, в результате чего между обоими „опровержениями“ имеются серьезные противоречия, на которые указывают парижские газеты, а именно: Седов заявляет, что ни он, ни Троцкий никогда не встречались с Навашиным и не имели с ним никаких отношений. Троцкий же в своем „опровержении“ приводит о Навашине данные, свидетельствующие, что он его хорошо знал».
В ходе следствия по делу об убийстве Навашина, предпринятого Сюрте Женераль, были допрошены десятки людей, начиная с его жены и дочери и кончая министром де Монзи, дававшим показания при закрытых дверях. Для дачи показаний даже был привезен недавний перебежчик, большевик Крюков-Ангарский, порвавший с Москвой в 1930 году и живший теперь под другой фамилией. По его мнению, Навашин «и порвал, и не порвал» с Москвой и, может быть, только делал вид, что протестует против подготовки московских процессов. Примечательно, что родственники Навашина отмечали, что движущим стимулом его жизни была «жажда политических и коммерческих авантюр», что он был тесно связан с М. Литвиновым и полностью отрицали как советские версии убийства Навашина (гестапо и троцкистами), так и западные (органами НКВД). При этом они заявили, что убийство скорее всего уголовное, а версию о причастности НКВД отметали по причине того, что «стилет — чисто европейское орудие убийства», а «закат Литвинова еще не стал свершившимся фактом».
Читать дальше