Элла Сагинадзе - Реформатор после реформ - С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

Наиболее четко и откровенно высказали это «Русские ведомости»:

Нельзя сказать, что вместе с отставкой графа Витте исчезло из нашей политической жизни то начало, которое нашло себе воплощение в его деятельности, начало оппортунистического смешения отживших политических принципов с вновь народившимися основами политической жизни, системой бюрократического управления, облаченного во внешние конституционные формы. Но граф Витте был, несомненно, не только первым, но и весьма крупным и талантливым представителем этого начала, и его неудача служит наилучшим доказательством внешней несостоятельности самой системы [курсив мой. – Э.С. ] [881].

По этому поводу обозреватель «Московских ведомостей» писал: «Наши политиканы не дали спустить в могилу гроб графа С.Ю. Витте и повели его по газетным мытарствам, чтобы на его могиле пропагандировать свои вожделения» [882].

Некрологи имели очевидный политический подтекст, выражая оппозиционные настроения реформистских сил по отношению к власти. Следует учитывать также, что отношение императора к опальному министру, его почти равнодушная реакция на смерть Витте были известны публике (я имею в виду отсутствие какого-либо официального отклика Николая II, а, разумеется, не чувства, выраженные им в частных беседах и переписке). Поэтому превозношение фигуры Витте, одиозного в правящих кругах, оказалось допустимым способом критики правительства.

Колышко откликнулся на смерть Витте в газете «Биржевые ведомости», где также заявил, что причины многих неудач реформатора следует искать именно в окружавшей его обстановке: «Словом, если покойного, по его природным силам, можно приравнять к Самсону, то Далилой его стала дармоедная, сверкающая и пенящаяся российская бюрократия» [883]. Любопытно, что изначально Колышко писал фельетон для газеты «Русское слово» (будучи сотрудником обоих изданий), но по каким-то причинам представленный вариант не устроил редакцию. Опубликовав статью в «Биржевых ведомостях», журналист в тот же день написал редактору «Русского слова»: «Благодарю за срочный возврат статьи “Самсон и Далила”. ‹…› Чем эта статья не годится? Нецензурна? Или вообще по этому вопросу писать не должен? [Подчеркнуто в источнике. – Э.С .]» [884]. Неизвестно, почему фельетон не был напечатан в «Русском слове», для которого, судя по всему, и предназначался. Показательно, что через несколько дней другая статья Колышко, посвященная Витте, все же вышла в этом издании [885]. Вполне возможно, отказ публиковать первую статью был внутренним решением редакции, никак не связанным с цензурными запретами. Однако процитированное выше письмо позволяет утверждать, что журналист, затрагивая тему смерти опального реформатора, понимал – следует быть заведомо осмотрительнее, так как неосторожное слово на эту тему может вызвать недовольство власти.

К сожалению, мне не удалось обнаружить материалов о каких-либо судебных делах против сотрудников столичных изданий. Но в моем распоряжении есть документ относительно газеты «Пермские ведомости». Охарактеризовав помещенный в ней некролог бывшему министру как «панегирик покойному», начальник местного жандармского управления поручил чиновникам найти автора – для дальнейшего расследования, а также доложить об инциденте пермскому губернатору. Вскоре выяснилось, что статья была написана редактором газеты Н.Н. Виноградским [886]. Хотя исход дела неизвестен, цитируемый источник дает основания полагать, что этот случай не был единичным. Возможно, документы цензоров о статьях в петроградской или московской периодике не сохранились.

Политическая ангажированность посмертных заметок особенно очевидна, если обратиться к переписке и мемуарам, которые позволят полнее реконструировать реакцию общества на кончину отставного реформатора.

Жандармский генерал А.И. Спиридович, сопровождавший царя на его пути в Ставку, писал: «В пути узнали про смерть графа Витте. Некоторые облегченно вздохнули. Некоторые радовались. Граф был не в милости. ‹…› Его боялись и ненавидели и справа, и слева. Ругали и там, и здесь. Во время войны он шел вразрез с общественным мнением, что еще больше вооружало против него Государя. ‹…› Государь встретил известие о смерти почти равнодушно. Так странно ушел из жизни этот большой человек, самый крупный государственный деятель последнего царствования» [887].

Это мемуарное свидетельство подтверждается материалами перлюстрации. К. Пасхалов, сторонник правых взглядов, писал известному деятелю Д.А. Хомякову в начале марта: «Вы удивляетесь тому, что Витте так странно сошел со сцены. А мне ясно: его боялись. И рады, что избавились» [888]. В частном письме киевский публицист правого толка А.В. Стороженко не скрывал радости от смерти сановника, чье «германофильство» прямо трактовал как предательство национальных интересов: «Когда я прочел в газетах о смерти Витте, я облегченно вздохнул: кайзер Вильгельм лишился своего верного слуги, но зато Россия освободилась от одного из злейших врагов своих. ‹…› Какое дело Витте, что обеднеет Россия: да обогатится Германия, да процветет жидовство. Недаром Вильгельм оказывал царские почести Витте. Заслужил, негодяй!» [889]И в этом случае резкость оценок была обусловлена германофильской репутацией графа.