В руках у председателя появляется знамя, бережно завернутое в газеты и завязанное веревочками.
— Это знамя, товарищи, мы должны передать бригаде товарища Корнева.
Газеты падают на траву, и знамя, приготовленное из доброкачественной рогожи, лениво развертывается и повисает на древке тяжелым охряным стыдом. Меж тем председатель продолжает:
— Эта бригада, товарищи, вспахала только девять га. Ребята в этой бригаде ловили лещей, курили, гуляли. Им принадлежит позорное первенство.
— Позор черепахам! — раздается в толпе.
Паренек берет в руки рогожное знамя и обращается к толпе с речью:
— Да, товарищи, — говорит он, — я принимаю это знамя как заслуженную награду. Но, товарищи, я обещаю вам, что недолго буду держать его в своих руках и выведу свою бригаду на славный путь темпов.
— Позор черепахам! — еще раз раздается в толпе, и паренек не знает, улыбаться ему или бежать и скрыться от позора в лес, в чащобу.
Наконец, в числе многих брошей я без труда нахожу «Падчерицу» Аристарха Дыдыкина, художника, который меня всегда озадачивал: кисть его я мог определить на далеком расстоянии, но не находил слов, чтоб сказать о его кисти. Сейчас мне вспомнился Ватагин: у того все сжато, у этого все расширено. Точнее: ватагинские формы имеют тенденцию к уплотнению, сжатию, дыдыкинские — к расширению. Деревья Дыдыкина как бы вращаются, он фантастичней других художников.
Красочной
фиоритуры
Гармоничны
голоса.
Пышно
разрастаются
фигуры
И вертятся
древеса.
Подарки розданы. Но председатель приготовил слушателям еще один подарок, о котором знаю только я один: сегодня утром он прочитал мне свою поэму, приуроченную к колхозной гулянке, и, прочитав, робко спросил:
— Как? Сто́ит ли она того, чтобы зачесть ее в Заводах?
— Конечно, сто́ит, — сказал я, — непременно читай. Поэзия должна сопутствовать нам везде.
В поэме были воспеты ударники коллективного хозяйства, художники, строчеи.
Председатель зачитывает поэму. У меня застревают в памяти строки:
Дядя Вася Баканов, борода его седа,
Но упорства в нем много — он штурмует прорыв.
Я оглядываюсь: братья Бакановы стоят порознь, вдали друг от друга — ударник коллективного хозяйства и художник. Они внимательно слушают поэму председателя. Я смотрю на братьев, забыв о поэме, и вспоминаю его речь.
Мне хочется выйти, встать на пень и обратиться к толпе палешан:
«Позвольте, товарищи, я дополню сказанное председателем...»
Но я только мысленно произношу свою речь.
«Вот товарищи, — говорю я, — два брата живут в Палехе.
Один из них — художник, зовут его Иван.
Другой — колхозник, зовут его Василий.
Оба они — Михайловичи, оба — Бакановы.
Старшему — Ивану, художнику, — шестьдесят два года.
Младшему — Василию, колхознику, — пятьдесят восемь лет.
Оба они, как видите, седы, только у Ивана волосы посеребристей и покороче; Василий же выше, крепче и бородатей.
Оба они в давнее время работали у иконного короля Сафонова и слыли за хороших мастеров.
Иван сражался на японской войне, Василий — на мировой, империалистической.
Война и революция оторвали Василия от искусства, и он, как многие палешане, занялся сельским хозяйством, вступил в колхоз. Иван же пронес свое искусство через все события до наших дней.
Братья не пьют, не курят и славятся среди палешан одинаковой честностью и трудолюбивостью.
Оба они — олицетворение родства искусства и жизни.
И оба они делают своими собственными руками одно великое дело — дело строительства социализма.
Иван создает художественные произведения, он излагает свои мечты о будущем краской. Поэт неомраченного мира, он рисует трудовые колхозные будни — сцены сева, сенокоса, страды. Он создает совершеннейшие композиции в искусстве.
Одна из его тарелок называется «Четыре времени года». Тут, в годовом круговращении, показана жизнь и работа обновленной деревни: рядовая сеялка, трактор, жнейка, комбайн, облака, деревья, здания — и люди, среди которых, конечно же, где-нибудь у сеялки стоит его брат, Василий. Тут, на тарелке, в концентрической композиции, навеки закреплен целый год — один из тех лет первой пятилетки, что войдут в историю. Тарелка эта приобретена Музеем революции как одно из лучших произведений современной живописи, отображающих реконструктивный период.
Иван — старейший из художников Палеха. Кисти его принадлежат незабываемые: «Стенька Разин», лирический пастушок, «Ленок», «Под защитой Красной Армии», «Железный поток» и много других картин, которые также не будут забыты историей.
Читать дальше