Михаил Гершензон - Николай I и его эпоха

Неприятно, да делать нечего, первому прощать нельзя, можно погубить все дело. Наконец старик умер, я приказал мертвому надеть кандалы.

Один за другим, 13 человек засечены до смерти, и на всех кандалы. 14-й вышел и говорит:

— Я покорюсь.

— Ах ты негодяй, почему ты прежде не покорился? Покорились бы и те, которые мертвы. Розог! Дать ему 300 розог.

Это так подействовало, что все лежащие заговорили:

— Мы все покоряемся, прости нас.

— Не могу, ребята, простить, вы виноваты против Бога и государя.

— Да ты накажи, да помилуй.

Надобно знать русского человека: он тогда искренно покорен и спокоен, когда за вину наказан, а без наказания обещание его ничего не стоит, он тревожится, ожидает, что еще с ним будет, а в голове у него — семь бед, один ответ, того и гляди, наглупит. Наказанный — боится быть виноватым вновь и успокаивается.

Приказал солдатам разделиться на несколько групп и дать всем бунтовщикам по 100 розог, под надзором исправника. Потом собрал всех, составил несколько каре и объявил:

— Я сделал, что мне следовало сделать по закону, простить их может только губернатор; он может всех в тюрьму, там сгниете под судом.

— Батюшка, будь отец родной, заступись, как Бог, так и ты, перемени гнев на милость. Я поставил их на колени, научил просить помилование и дал слово, что буду ходатаем за них, но губернатор очень сердит.

Кричат: «Заступись, батюшка, выручи!»

Прихожу к губернатору, лежит болен, не знает, что я делал. Мне доложили, что засеченные ожили, их обливали водой, и я повеселел. Говорю губернатору:

— Пойдемте прощать.

Не верит.

— Только прошу, долее сердитесь, не прощайте, а простите только под моим ручательством за ним.

Подходя к фронту, губернатору, хотя и штатскому: «На караул!» Барабанщик две дроби: «Здравия желаем вашему превосходительству!» — все для эффекта. Подходим к группам, я снял шляпу и почтительно, низко кланяюсь, представляю раскаявшихся. Виновные в один голос:

— Помилуй, ваше превосходительство!

— Не могу, вы так виноваты, что вас следует судить.

А мужики, кланяясь в землю, твердят:

— Помилуй, ваше превосходительство, ни впредь, ни после того не будет.

А я-то униженно, без шляпы, кланяюсь и прошу помиловать. Губернатор гневно сказал, что он бунтовщикам верить не может и согласится тогда, если кто за них поручится.

Я обернулся к мужикам: ручаться ли за них?

Как заорут в один голос:

— Ручайся, отец, небось, не выдадим, ручайся, батюшка.

— Ребята, смотри, чтобы мне не быть в ответе за вас.

— Отец ты наш, вот те Пресвятая! Положим жизнь за тебя, ручайся!

Я поручился. Губернатор умилостивился, простил.

Я распустил всех по домам, приказал сотским накормить солдат и жандармов. Откуда что взялось: снесли столы, зажгли лучины, явились десятками горшков щей, каши, кисели с сытой, все постное; вероятно, было готово для мужей, но им не удалось поесть, съели солдаты. В тюрьму пошел только один Федька.

Из воспоминаний Стогова.

Русская Старина, 1878, декабрь.

Под влиянием событий 14 декабря 1825 года, с первых же дней царствования Николая Павловича в основание военного воспитания были положены самая крайняя дисциплина и затем строгость, которая теперь способна привести в ужас. Из числа нескольких приказов, отданных по кадетским корпусам в то время, когда поэт говорил:

приведу для примера только два. Несмотря на грубость поступков провинившихся воспитанников Дворянского полка, определенные им наказания не могут не казаться жестокими Вот эти приказы.

23 сентября 1826 года

«В полученном сего числа от главного директора пажеского и кадетских корпусов приказе за № 19 значится: «Военный министр генерал от инфантерии граф Татищев отношениями от 15-го сего сентября за № 6966 и 6971 уведомил меня для надлежащего исполнения, что Государь Император высочайше повелеть соизволил:

1) дворянского полка дворянина Николая К-ва за сделанные им против ротного командира своего штабс-капитана Жукова ослушание и дерзкий поступок, наказав перед дворянским полком розгами, выписать, в пример другим, рядовым в один из армейских полков с выслугой; и 2) дворянского же полка дворянина Льва И-ва, ударившего учителя французского языка Б-ва в присутствии всего класса по щеке, наказать перед 2-м кадетским корпусом и дворянским полком розгами, дав 200 ударов, и потом выписать, в пример другим, в 46 егерский полк рядовым».