Ханс ван Конингсбрюгге - История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг.

С 1719 г., после смерти фон Гёртца, Стокгольм и Гаага пытались вернуться к добрым отношениям, но бурное прошлое не давало этого сделать. Шведы ждали, в первую очередь, поддержки против наседавших русских и лишь потом готовы были говорить о возмещении ущерба, который понесли голландские корабли и товары. А с точки зрения депутатов Генеральных штатов, порядок действий должен был быть обратным. Преодолеть это фундаментальное противоречие не удавалось, и даже личная симпатия нового шведского короля Фредрика I к голландцам ничего не могла здесь изменить. На смену былой дружбе пришли холодность и отстраненность.

Но и между Голландией и Россией царила отнюдь не идиллия. Их отношения становились, напротив, чем дальше, тем хуже. Это было связано со многими факторами. Дружбу омрачало, например, то, что в захваченных русскими шведских портах на Балтике с голландскими моряками царские солдаты обращались плохо, а их корабли грабили. Ответственность за бесчинства лежала на генерал-губернаторе завоеванных провинций, насквозь коррумпированном любимце царя А.Д. Меншикове, а это в глазах голландцев бросало тень и на самого Петра. Возместить ущерб за пять торговых судов Республики, сожженных русским флотом у Гельсингфорса (ныне Хельсинки), Россия также не спешила. Желание царя предоставить порту в Санкт-Петербурге, его «парадизе», привилегии за счет Архангельска голландских купцов совершенно не радовало, ведь в Архангельске они занимали положение господствующее, а как будет в новой столице, никто не знал. Не способствовали дружбе и всевозможные нарушения русским монархом международного права. Так, в Гааге не вызывал, мягко говоря, понимания тот факт, что Петр не давал некоторым влиятельным голландским купцам вернуться на родину, заявляя им: вы, мол, уже так долго ведете дела в России, что стали, собственно говоря, ее подданными. Без восторга отнеслись в Республике также к похищению в городе Гронинген одного офицера, который, как предполагал Петр Алексеевич, умел поджигать воду, т.е. знал тайну того «греческого огня», с помощью которого византийцы в свое время сжигали дотла деревянные суда противника.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в Гааге, да и в Амстердаме второй приезд российского государя в Республику, в 1716–1717 гг., восприняли без особого воодушевления. Гремели приветственные залпы городских пушек, устраивались празднества и увеселения, однако при всем том местные власти мечтали поскорее избавиться от высокого гостя. Царь ожидал, что голландцы официально признают территориальные приобретения России на Балтике и это откроет путь для заключения выгодного его партнерам торгового договора. Политические уступки — в обмен на экономические преимущества. В Гааге смотрели на дело иначе. Там вовсе не собирались портить отношения со Швецией до такой степени. Русским дипломатам стало ясно: от голландцев ждать в большой политической игре уже нечего. Высшее проявление недовольства царского правительства — арест в Петербурге в 1718 г. голландского резидента Якоба де Би и его высылка из страны. Было очевидно, что в России эмоции взяли верх над осмотрительностью и расчетом. Впрочем, не менее эмоционально отреагировали и в Гааге: после возвращения де Би на родину его направили дипломатом к заклятому врагу России — к шведскому двору.

Через некоторое время здравый смысл возобладал, хотя и тут Генеральные штаты особой широты натуры не проявили. В Петербург командировали нового дипломата, но столь же низкого ранга — резидента. Почти оскорбительным это стало выглядеть после того, как в 1721 г. Петр принял императорский титул, а представителя своего, Виллема де Вилде, голландцы оставили в прежнем ранге резидента. И это при том, что в других имперских столицах, Вене и Стамбуле, Генеральные штаты держали дипломата в ранге полномочного посла, да и в Стокгольме Республику раньше представлял посол. Императору же всероссийскому предстояло довольствоваться резидентом. Да и сам новый титул Петра не вызвал в Гааге энтузиазма, хотя фактически был голландцами признан уже давно. Одним словом, от многолетней дружбы России и Нидерландов уже мало что оставалось.

Рассмотренными выше сюжетами историки до сих пор практически не занимались. Некоторые авторы в Нидерландах и за их пределами, конечно, интересовались голландской политикой на Балтике в описываемый период, однако их работы или слишком фрагментарны, или же — из-за недостаточного привлечения русских и шведских источников — слишком односторонни. Предлагаемая монография — первая, в которой отношения внутри треугольника Голландия — Швеция — Россия исследуются во всей их сложности.