Александр Бадак - Всемирная история в 24 томах. Т.5. Становление государств Азии

Из нашего исторического «далеко» вся древность кажется однообразной, а ее развитие — едва заметным, но в действительности всего одно столетие, отделявшее Мэн-цзы от Конфуция, многое изменило в Китае. Конфуций всю жизнь тщетно искал применения своим талантам государственного деятеля, но в его время монархи полагались только на наследственную знать, и на склоне лет философ с горечью должен был констатировать, что ничто не предвещает перемен к лучшему: «Птица-феникс не прилетает, Река не являет благовещного знака, а мой конец уже близок!» Во времена Мэн-цзы правители «Сражающихся царств» давно уже оценили подобных ему странствующих наставников мудрости. Крупные философы и их ученики были нарасхват: власть, запутавшаяся в бесконечных междоусобных войнах, интригах и внутренних смутах, нуждались в их советах. И конечно же, эти советы щедро оплачивались.

Когда-то Конфуций не решился пожертвовать своим единственным стареньким экипажем, чтобы достойно похоронить любимого ученика, Ян Хуэя, а выезд Мэн-цзы, в бытность его в царстве Ци, состоял из десятков колесниц и нескольких сот человек свиты. Главное же — изменился сам дух эпохи, он становился более демократичным, и в Поднебесной, жаждавшей объединения, многочисленная аристократия удельных владений уже доживала свой век. Именно поэтому в книге Мэн-цзы такое большое место занимают размышления о благе народа, о справедливом к нему отношении. Мэн-цзы вновь выдвинул древнюю концепцию «колодезных полей», согласно которой каждые восемь человек обрабатывали девятое поле для государя, т. е. поборы ограничивались приблизительно десятиной. В своих построениях Мэн-цзы на первое место ставил народ, затем — государство и только на последнее — самого государя. Философ не стеснялся говорить царям в лицо об их обязанности быть «отцами и матерями народа» не только по названию. Знаменитые строки поэта Ду Фу (VIII), рисующие трагический контраст между бедностью и богатством: «У красного крыльца запах вина и мяса, а на дороге — кости замерзающих людей!», восходят к упреку, брошенному философом владыке царства Лян.

Средством устранения противоречий внутри мира людей и достижения общего блага, по мнению Мэн-цзы, могли быть только человеколюбие и долг — понятия, о которых он не уставал напоминать всем и каждому. «Вы пришли сюда, не сочтя расстояние в тысячу ли за даль, — сказал, приветствуя его, лянский царь. — Наверное, у вас есть что-то, что пойдет на пользу моей стране?» И Мэн-цзы ответил ему: «К чему царь заговорил о пользе? Для меня существуют лишь человеколюбие и долг!» Следовать этим двум принципам было, с его точки зрения, обязательно для каждого — будь то даже сам Сын Неба, а если тот не выполнял должного, не относился к подданным гуманно, он в глазах Мэн-цзы не заслуживает звания государя. Как-то раз владыка царства Ци задал Мэн-цзы коварный вопрос, может ли подданный убить своего повелителя, и напомнил о весьма почитаемых конфуцианцами основателях династий Инь и Я, которые покусились на сюзеренов. «Преступившего человечность именуют злодеем, а преступившего долг именуют презренным, — ответил на это Мэн-цзы. — Презренных же злодеев именуют отверженными. Я слышал о том, что казнили некоего отверженного Чжоу, но не слыхивал, чтобы убили государя, ибо государь не может впасть в произвол».

Конечно, Мэн-цзы нельзя отнести к радикалам — приводимый в нашей антологии отрывок свидетельствует как раз об этом, — но он внес в конфуцианство весьма важный элемент, многие века впоследствии сдерживавший китайский абсолютизм. А главное — Мэн-цзы верил, что человек от природы добр и надо лишь развить в нем врожденные качества, чтобы достичь всеобщего благоденствия. Иными словами, он, как многие великие люди, был немного утопистом.

ИЗ КНИГИ «МЭН-ЦЗЫ»

Некто Сюй Син, проповедующий учение Божественного Пахаря, [99]прибыл в Тэн из царства Чу. [100]Вступив на порог дворца, он обратился к царю Вэнь-гуну [101]со словами: «Пришедший издалека, наслышан о гуманном правлении государя. Хотелось бы, получив землю для поселения, стать Вашим подданным». Вэнь-гун указал ему место. Последователей же Сюй Сина было несколько десятков; все они были одеты в сермяги, плели туфли и вязали циновки, дабы снискать себе пропитание.

Ученик Яэнь Ляна, Чэнь Сян, и его младший брат Цзай, взвалив на плечи свои сохи, тоже пришли в царство Тэн из Сун и сказали: «Мы наслышаны о Вашем совершенномудром правлении, государь. Вы совершенномудрый человек, и мы хотим быть Вашими подданными!» Чэнь Сян повидался с Сюй Сином и испытал великую радость. Он отринул собственное учение и стал учиться у него.