Андрей Шарый - Балканы - окраины империй

Такой подход в этнографии сохранялся и в начале XX века — тех же жителей Далмации описывали в 1910-е годы как «народ, который все еще счастливо примитивен, который все еще не стыдится своей колоритности и находится в блаженном неведении относительно трех четвертей благ цивилизации». Столетием раньше Филипп Торнтон и даже знаменитый Иоганн Георг фон Хан только с долей шутки, зато в подробностях пересказывали небылицы о « хвостатых молодых албанцах ». Что уж говорить о конце XVIII столетия: книга Фортиса «Путешествия в Далмацию» стала международным хитом, ее перевели на немецкий, французский и английский языки. Европа увидела «примитивный мир» у своего порога; подтвердилось, что дикари живут по соседству. Исследование итальянского аббата вдохновило Жюстину де Винн, любовницу Джакомо Казановы, писавшую под псевдонимом Мадемуазель X. C.V., на создание салонного романа «Морлаки». Теперь эта вышедшая в 1788 году книга забыта, но в свое время ее хвалили и Иоганн Вольфганг Гёте, и мадам де Сталь.

В 1844 году почтенный британский путешественник и известный египтолог сэр Джон Гарднер Уилкинсон совершил вояж на юго-восток Европы, где стояла привычная для Балкан военная пора. Обеспокоенный увиденным, Уилкинсон обратился с письмом к владыке Черногории, митрополиту Черногорскому и Брдскому Петру II Петровичу-Негошу с призывом отказаться от обычая отрезать поверженным врагам головы и выставлять их на всеобщее обозрение. Британский историк попытался объяснить своему корреспонденту разницу между «цивилизованной» войной и такой войной, в ходе которой применяется «шокирующе антигуманная практика». Петр, православный митрополит, вежливо отказал чужеземцу в его странной просьбе: черногорцы не считали антигуманной традицию мести османским завоевателям, зато полагали кощунством медицинские эксперименты над телами покойных, распространенные в продвинутых европейских столицах. Отрубая неприятелям головы, горцы лишь фиксировали исчезновение смертельной угрозы, как это веками делалось на Западе в ту пору, когда Запад сам был горяч и молод. В критской войне (1645–1669) на стороне венецианцев сражался с османами английский морской капитан Томас Миддлтон. Сражался храбро и получил известность тем, что однажды привез своему генералу в подарок «целую бочку засоленных голов тех, кого убил во время частых нападений на корабли». Понемногу балканские и западноевропейские представления о цивилизованности все же сближались. Отправляя свои отряды на сражения «великой войны» за освобождение в 1876 году, черногорский князь запретил брать в качестве трофеев отсеченные головы неприятелей — опасался репутационных потерь.

Теодор Валерио. «Крестьяне-морлаки из окрестностей Сплита». Рисунок. 1864 год

Теодор Валерио. «Музыканты-морлаки из Салоны». Рисунок. 1864 год

Американский историк Марк Мазовер напоминает, что в середине XIX века в западноевропейских странах, критиковавших Балканы за дикость, и не думали отменять публичную смертную казнь. Во Франции, например, преступникам рубили головы на городских площадях вплоть до начала Второй мировой войны. Упоминая об этнических чистках в Боснии и Герцеговине в ходе вооруженного конфликта 1990-х годов, Мазовер резонерствует: « Опыт нацистского концентрационного лагеря в Маутхаузене показывает, что австрийцы немногому могли научиться у боснийских сербов по части насилия… В конце концов, и ГУЛАГ был придуман не на Балканах ».

Джон Лампе подмечал: тем не менее современная политическая наука вовсе не случайно употребляет понятие «балканизация», превратившееся в синоним сразу нескольких неприятных терминов — «дезинтеграция», «трайбализм», «возвращение к варварству». Болгарско-американский историк Мария Тодорова посвятила этой теме целую важную книгу «Воображая Балканы». В ключе выдвинутой в конце 1970-х годов арабским литературоведом Эдвардом Саидом концепции ориентализма Тодорова (крупный авторитет по символике национализма) описала «балканизм» как обусловленный ходом истории и почти всегда негативный культурный феномен. Вот один из результатов ее изучения: «балканизация» есть антитеза более успешной модели этнического развития, теории melting pot («плавильного тигля»), пусть и с издержками, но в целом продуктивно сработавшей, как считается, в США.