Марк Курлански - Гавана. Столица парадоксов

Малекон полностью изменил облик Гаваны. До его постройки она располагалась на берегах залива. Как только появился Малекон, гаванцы повернули голову от залива к океану. Гавана стала городом на Атлантике, на проливе, выходившем на Гольфстрим, — тем городом, куда влекло Хемингуэя. Малекон пользуется популярностью и сегодня — тут рыбачат; сюда приходят влюбленные, чтобы прогуляться вдоль берега, прислушиваясь к грохочущему морю, или пообниматься в тени; здесь приятно вечером сыграть на гитаре. Это единственное место в Гаване, куда задувает атлантический бриз в безжалостно жаркий день, здесь наслаждаются прохладой по ночам, здесь прячутся за бесконечными колоннами зданий вдоль бульвара, здесь смотрят на океан, который иногда начинает злиться, и его белые барашки перекатываются и выплескиваются на край дороги. Дух захватывает, когда едешь мимо волн. Как писал Кабрера Инфанте в романе «Три грустных тигра», «я только обращаюсь к тем, кто не летел на кабриолете по Малекону, часов в шесть вечера, 11 августа 1958 года, на ста или ста двадцати: эта привилегированность, это роскошество, эта эйфория…» [41] Перевод Д. Синициной. .

Для гаванских детей нет большей радости в жару (а она стоит почти каждый день), чем забежать в волны, что выплескиваются на Малекон. У всех, кто вырос в Гаване, есть детские воспоминания о Малеконе. Карлос Эйр, родом из привилегированной семьи судьи, работавшего в эпоху Батисты, в своих воспоминаниях о детстве «Ожидая снега в Гаване» (Waiting for Snow in Havana) описывает, как отец мчится на машине во время шторма сквозь волны вдоль Малекона.

Можно собрать целую книгу стихов о Малеконе — от «Гаванской ночи» (Noche Habanero) Ибарсабаля до «По Малекону» (En el Malecón) Бернарда Хамбрины, от «По Малекону» (En el Malecón) Агустина Акосты до «Малеконского вечера» (Las Tardes del Malecón) Карпентьера и многие, многие другие.

К романтическому образу бульвара примешивается смутный, но пикантный аромат опасности. Море вздымается, словно играет мускулами, и разбивается о стену, забрызгивая дорогу. Затем волны переваливают через стену и заливают дорогу, пена отмечает точки соприкосновения воды и камня, подчас обнимая колонны зданий на дальней стороне бульвара. Именно тогда в голову закрадывается мысль: насколько все это серьезно?

Очень серьезно. Слово «ураган» происходит из языка таино, и, чтобы изобразить его, таино рисовали спирали. Гавана — страна ураганов. Самым разрушительным ураганом из когда-либо зафиксированных — возможно, прилетали и похуже, но запись о них делалась только спиралями таино — стала «Санта-Тереса» 15 октября 1768 года. В то время не было средств для измерения силы ветра, но целые кварталы превратились в груду камней, а внутренняя гавань, считавшаяся безопасной, пала жертвой яростного моря, которое, отступая, уносило с собой стоявшие на якоре суда. В 2005 году другой октябрьский шторм, ураган «Уилма», прошел через Малекон и погрузил значительную часть города на метр-полтора в морскую воду. Пришлось эвакуировать 130 тысяч человек, огромные куски набережной Малекон были оторваны и смыты, немного ухудшив вид с моря на и так полуразрушенный Ведадо, но, главное, никто не погиб. Малекон без труда отремонтировали, а повреждения старых зданий оказались не очень-то существенными, поскольку они и без того обветшали.

«Сухой закон» — конституционный запрет на алкогольную продукцию, действовавший в Соединенных Штатах с 1920 по 1933 год — подарил Гаване новые возможности. Именно алкоголь изначально привлек организованную преступность в Гавану. Кубинские заведения, обслуживавшие американцев, теперь предлагали им напитки, которые гости не могли позволить себе дома. Президенту Мачадо, наверное, было отрадно наблюдать, как официант подает Калвину Кулиджу дайкири на глазах прессы во время визита американского президента в 1928 году. Пресса, со своей стороны, оценила, насколько искусно Кулидж сумел отвлечь внимание Мачадо и отослать официанта с его напитком.

Но большинство американцев не только не отказывались от предложенной выпивки — они специально приезжали в Гавану пить. Даже без мафиози дела у гаванских баров шли блестяще. Пожалуй, самым известным был «У Неряхи Джо» (Sloppy Joe’s) возле «Севильи-Билтмора», располагавшийся в большом помещении с длинной стойкой из красного дерева и множеством высоких и темных деревянных столов и зеркал. У заведения был девиз: «Первый причал, где можно промочить горло».