Жан Гаррабе - История шизофрении

Как мы это напомнили в нашем докладе «Понятие о психозе» на XXV Конгрессе франкоязычной психиатрии /87/, термин «психоз» был применен впервые в 1845 г. представителем этой романтической школы бароном Ernst von Feuchtersleben /1806-1849/, деканом медицинского факультета Венского Университета, в его «Учебнике медицинской психологии» для обозначения проявлений психической болезни. В то время как термин «невроз» обозначал поражения центральной нервной системы, хотя они могли в определенном случае вызвать эти же проявления. Нужно будет дождаться J. M. Charcot и S. Freud и перехода к XX в., чтобы смысл термина «невроз» изменился полностью и стал означать наоборот психопатологические состояния без органического поражения нервной системы. Отсюда афоризм, иногда еще цитируемый, который иллюстрирует эту первую концепцию: «Любой психоз — это в то же время невроз, потому что любое вмешательство в высшую нервную деятельность проявляется изменением психики, но всякий невроз не есть равным образом психоз». Следовательно, можно описывать и классифицировать различные психозы в соответствии с проявлениями, которые их характеризуют, не будучи сильно озабоченным поражениями нервной системы, которые их вызывают. В противоположность тому, что можно представить в наши дни: мандаринами тогда были «психики», а бунтовщиками — «соматики». B. A. Morel хорошо знал первых, потому что превосходное знание им немецкого языка, вследствие его происхождения, привело к тому, что Claude Bernard, с которым он, молодой безденежный врач, проживал в одной комнате, представил его своему патрону Jean-Pierre Falret, «тогда искавшему переводчика для своих трудов о немецкой психологической школе» /171/.

Но успех трактата W. Griesinger «Патология и терапия психических болезней», вышедшего в том же 1845 г., второе издание которого /1861/ было переведено на французский язык в 1864 г., сделал из концепций автора актуальную научную истину, а самого автора, который до тех пор имел карьеру несколько хаотичную, — авторитетным мандарином. Своеобразие этого труда в том, что клинические наблюдения, содержащиеся в нем, заимствованы у авторов школы Сальпетриер, сторонников роли духовных причин и страстей в возникновении помешательства, но автор находился в Париже в 1838 г., том самом году, когда были опубликованы два тома, в которых J. Esquirol собрал все свои труды под заглавием «О душевных болезнях, рассматриваемых в медицинском, гигиеническом и судебно-медицинском отношении» /70/ и которые составляют некоторым образом его научное завещание. Издания книги W. Griesinger на немецком языке следовали одно за другим, и резонанс ее был таков, что автор был в 1860 г. назначен заведующим кафедрой медицинской клиники в Цюрихе и директором медицинской клиники в Бургхельцли, первым занявшим эту должность и таким образом оказавшим влияние на это учреждение, которое вскоре увидит рождение термина «шизофрения». В 1865 г., когда он был назначен профессором медицинской клиники в Берлине, его преемником стал не кто иной, как von Gudden.

W. Griesinger внедрил в немецкоязычные школы идею, что существует только единый психоз, причем модель этого унитарного психоза не могла быть иной, чем модель общего паралича. Французский перевод содержит в качестве приложения текст Baillarger «О симптомах общего паралича и сходстве этой болезни с умопомешательством», свидетельствующий, что в ту эпоху аналогия представлялась очевидной.

Bayle /1799-1858/, интерн у Royer-Collard в Шарантоне, сумел в своей диссертации «Исследования душевных болезней», подсказанной его патроном и защищенной в 1822 г., установить корреляцию между специфическими психическими проявлениями — мегаломаническим бредом и поражением паутинной оболочки. W. Griesinger определенно ссылается на эту работу. Как мы заметили во введении, общий паралич постепенно становился в течение второй половины XIX в. прототипом «подлинного» психического заболевания, с которого должны будут копироваться описания вновь распознаваемых болезненных состояний до того момента, когда открытие его сифилитической этиологии позволит ему далее служить моделью только для психических соматических проявлений токсико-инфекционных энцефалитов, и он должен будет уступить место истерии в качестве символического образа помешательства. «Отсюда следует, — пишет сам W. Griesinger, — способ рассматривать помешательство, в различных психических формах которого распознаются различные периоды одного болезненного развития…, которое в целом следует последовательным и постоянным путем, приводящим к полному разрушению психической жизни» /97/.