В Страсбурге семью Вайс встречают поцелуями в щеку двоюродные братья и сестры. Все вместе они посещают до боли знакомые места: дом, где родился отец, на Рю-де-ла-Нюэ-Блё, кафедральный собор. И, как в детстве, Луиза приложилась щекой к холодным камням готической кладки, чтобы проследить глазами, как устремленные вверх линии фасада уходят к шпилю на башне, в самое небо.
В день приезда, после обеда, Луизу Вайс, которая к тому времени как журналистка уже приобрела некоторую известность, пригласили на официальные торжества в честь освобождения Эльзаса. На трибуне, сооруженной на площади Республики, она сидит несколькими рядами дальше за президентом Раймоном Пуанкаре и премьер-министром Жоржем Клемансо. Вскоре начинается бесконечный парад. Войска вышагивали в «восторженном опьянении», с оголенными саблями мимо трибуны — «так близко, что можно было подумать, будто они просят, чтобы их погладили». За солдатами шли представители эльзасских общин, маршировавшие в своих традиционных костюмах с флагами и фанфарами, — нет, они не маршировали, а танцевали, преисполненные гордости и радости. Яркие ленты из черного и красного шелка, шитые золотом шапки переливались на солнце. Президент смахнул со щеки слезу, «тигра» Клемансо эмоции захлестнули так, что он то и дело закрывал глаза. Войска чеканили шаг несколько часов, и Луизе все это событие — в отличие от празднования победы в Париже — кажется мощным, а парад представляется «бурным потоком», «неудержимой лавой». Но разве этот триумф стоит жизней двух миллионов погибших французов?
Тот же вопрос вновь встает несколько месяцев спустя, когда вся семья едет в Аррас в северной Франции, где Луиза родилась. Для родителей это опять паломничество в место, связанное с историей семьи, возвращение к воспоминаниям о былом счастье. Но от очаровательного городка остались лишь руины. Купол церкви, вокзал и родной дом Луизы — все лежало в руинах. Луиза вынула осколок гранаты из груды камней и досок, которые были когда-то ее домом. Осколок лежал ровно на том месте, где некогда стояла ее колыбелька.
Кое-как расчищенная дорога ведет от Арраса к бывшим полям сражений за городскими воротами. Взгляд скользит по израненному войной ландшафту. Замерев, в небо уставились ржавеющие жерла пушек, брезентовые палатки стоят все в дырах, и по ним расползается плесень, повсюду искореженные обломки металла, спутанная колючая проволока, поросшая сорной травой. На ближних холмах до самого горизонта тянется бесконечное поле, утыканное серыми, грубо сколоченными, однообразными крестами. У подножия крестов раскинулся ковер из маков: они красные — «как кровь? Как полковые знамена? Призыв ли это? Или упрек?» Луиза чувствует, что картины разрушения ее родного города, бескрайние поля смерти, эта сцена с маками как никогда тесно привязывает ее к Отечеству. В этот момент Луиза Вайс, основательница журнала «Новая Европа», космополитка и борец за свободу народов, вдруг ощущает себя француженкой до глубины души.
…Вместо являющего многообразие форм, сросшегося с землей народа появляется новый кочевник, паразит, житель большого города, чистый, оторванный от традиций, возникающий в бесформенно флюктуирующей массе человек фактов, иррелигиозный, интеллигентный, бесплодный, исполненный глубокой антипатии к крестьянству (и к его высшей форме — поместному дворянству), следовательно, чудовищный шаг к неорганическому, к концу…
Освальд Шпенглер. Закат Европы, 1918
Былого рая нету боле,
У каждого такое горе.
Приходится приноровиться
И вновь руке с лопатой слиться,
И вновь луга косить густые,
И вновь поля пахать глухие.
И сеять вновь, торить тропинки
И вновь полоть все сорные былинки.
Лишь так, когда прольем наш общий пот,
Рай новый нам произрастет.
Жорж Грос
Взрыв, 1917
Вечером 10 ноября 1918 года, в воскресный день, небо над Вильгельмсхафеном вдруг озарилось вспышками и сияющими звездами — красными, зелеными, ослепительно-белыми, когда сотни сигнальных ракет с треском взвились в воздух. В то же мгновение прогремели пушечные выстрелы портовых казарм. По всему городу сирены вступают в этот концерт оглушительным воем. Матрос Рихард Штумпф в испуге бросает работу. Он прикидывает, где можно укрыться, ибо что иное могут означать эти сигналы, кроме как оповещение о наступлении английского флота? Но потом упорно распространяется слух (и то, что он ложный, выясняется гораздо позже): фейерверк означает слияние коммунистических партий мира в Третий Интернационал и начало мировой революции. Городок на Северном море погружается в неуверенность и страх, пока не появляется листовка, которая наконец-то знакомит экипажи кораблей и жителей Вильгельмсхафена с настоящим положением дел. Штумпфу попадает в руки одна из них, и он читает листок с нарастающим ужасом. Это условия перемирия, которые просочились в прессу явно еще до подписания документов. В гневе он восклицает: «Вот награда за проклятое братство!» Потом, переполняемый чувствами, он забирается в укромный угол.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу