Сергей Брилёв - Забытые союзники во Второй мировой войне

«Как бы просто мог выясниться этот вопрос об Урянхае, если бы, не мудрствуя лукаво, признали за сойотами право самостоятельной жизни и предоставили бы им самим устраивать своё будущее».

Именно эта идея стала двигателем всей его последующей жизни. Газету, которую он редактировал, вскоре закрыли, а его самого посадили в тюрьму, но там он и узнал о февральской революции. И при первой же возможности, получив теперь полномочия от комиссара Временного правительства, рванул в любимый Урянхай.

В следующий раз мы вернёмся к Сафьянову, когда у власти будет уже не Временное правительство, а большевистский Совет народных комиссаров. Теперь же — время рассказать о другом будущем со-основателе независимой Тувы.

За несколько лет до этого на небосклоне урянхайской политики зажглась и своя, тувинская звезда — Монгуш Буян-Бадыргы. В переводе с тувинского его имя значило «Рассеивающий святость», и это его потом расстреляет Салчак Тока. Но тогда он был в начале пути. Родившийся в семье арата-табунщика, он был усыновлён князем-нойоном по имени Хайдып. В 1908 году уже и сам Буян-Бадыргы в 16 лет становится клановым вождем — Даа-нойоном.

Со-основатель независимой Тувы, сын арата и приёмный сын князя Хайдына Монгуш Буян-Бадыргы

Рассказывают, что это он, свободно владевший помимо родного монгольским, тибетским, китайским и русским языками, и сочинял обращение с просьбой о покровительстве к царю Николаю II: в момент, когда Урянхай вдруг стал «бесхозным». Считается, что именно Буян-Бадыргы воспользовался моментом, когда пала власть уже и русского царя. И хотя Временное правительство в Петрограде немедленно подтвердило протекторат России над Урянхайским краем, Буян-Бадыргы решил провозгласить независимость. Тем более что в этот момент из тюрьмы вышел такой именитый и авторитетный в русских кругах сторонник этой идеи, как Иннокентий Сафьянов.

Вместе они, Буян-Бадыргы и Сафьянов, собрали в Белоцарске «русско-урянхайский съезд». На нем Сафьянов заявил, что теперь народ Урянхая может устраивать жизнь по своему собственному усмотрению, так как он отныне свободен от всяких обязательств, данных русскому царю вследствие отречения последнего от престола. Это заявление некоторым русским колонистам пришлось не по душе, и была дана срочная телеграмма Керенскому. Сафьянова отозвали в Минусинск. Но вскоре пало и Временное правительство, и к власти пришли большевики, с которыми у Сафьянова были свои отношения.

В итоге, в июне 1918 года Сафьянов и Буян-Бадыргы собрали сразу два съезда: русский и тувинский. А на их совместном заседании от имени «русской фракции» была зачитана вполне определенная резолюция. Русские и тувинцы обещали друг другу жить в полном согласии и вместе отражать внешние угрозы.

Так что же это были за внешние угрозы? Вот теперь, когда мы познакомились и с Сафьяновым, и с Буяном-Будыргы, я, наконец, могу начать ответ на этот вопрос.

Собственно, однажды в этой главе я его уже невольно обозначил: когда с нынешним тувинским премьером мы стояли на берегу пограничного озера Tope-Холь и он рассказывал мне, что вон та горка раньше была тувинской, а теперь — монгольская.

В моей семье в ходу одна занятная шутка. От моего дяди, ветерана МИД СССР, ныне, к сожалению, покойного посланника Александра Гавриловича Елезова мы узнали, как некий советский дипломат написал стандартное, но парадоксальное заявление в отдел кадров. Оно звучало так: «Прошу направить меня в одну из стран с монгольским языком». Действительно: в поздний советский период Монголия в Советской империи была где-то уже и смешной, и привычной окраиной. Никакая угроза ни всему СССР, ни конкретно Туве оттуда, по определению, исходить не могла. Но исходила [234] Когда я уже дописывал эту главу, я решил ещё раз перепроверить кое-какие свои выводы и поговорил с Александром Черновым. Ныне исполнительный продюсер программы «Вести», на рубеже восьмидесятых-девяностых он был последним советским собкором ТАСС в Монгольской народной республике. Я спросил у Саши, доводилось ли ему тогда слышать что-либо о притязаниях Монголии к Туве. Александр страшно удивился самому вопросу. Из чего я понял, что сегодня даже среди специалистов действительно мало кто знает, как же непросто всё было в начале XX века. .