Америка также не осталась в стороне от новшества. В 1812 году в Нью-Йорке был открыт консервный завод Роберта Эйрса ( Robert Ayars ), который производил консервы в закупоренных керамических емкостях — в основном консервированные устрицы, мясо, оливки, фрукты и овощи. Офицеры флота быстро оценили преимущества консервов, начиная с 1812 года их доля в снабжении небольшого US Navy начинает все возрастать, пища для моряков становится более разнообразной. Хранили такие керамические емкости в ящиках с опилками или песком, прежде всего упирая на мясные консервы, поскольку это избавляло от сотен килограмм живого груза виде быков, овец, свиней и прочих. Поскольку флот был небольшим, то снабдить его консервами не представляло особого труда, и к 1813 году он практически перешел на довольствие именно консервами. Прежде всего, они поставлялись на корабли, идущие в дальнее плавание, а потом, по остаточному принципу — на все прочие.
Но вернемся к живности на борту. Ещё одним видом были домашние животные моряков — кошки, собаки, ручные крысы. Из-за них разгорались настоящие баталии с первым лейтенантом, который чаще всего рассматривал этих существ как угрозу гигиене и чистоте на вверенном ему корабле. Удалось договориться — провел своего Шарика на борт. Не удалось — Шарик летел безжалостно в воду.
Где-то в середине плавания на борту начинали появляться экзотические животные — обезьяны, попугаи, иногда даже страусы. К ним был меркантильный интерес — по приходе в Англию такие диковинки можно было выгодно продать. Например, попугай Ара на птичьих рынках Лондона стоил 5–7 гиней — для обычного моряка это было практически состояние. Так же ценились и скупались редкие виды фауны.
В связи с этим можно упомянуть реальный случай, произошедший в 1758 году. Тогда кэптен Форрест захватил корабль французской ОИК, на котором « …обнаружил живности на 300 тысяч фунтов! », среди всего прочего — медведя-гризли и слона. Оказалось, что судно было зафрахтовано французской Академией Наук, вернее ее председателем — мсье Реомюром. На призовом суде в Лондоне коллекция животных была признана не государственной собственностью Франции, а частной собственностью Реомюра, поскольку он финансировал экспедицию на свои деньги, и ее вернули владельцу, правда слон к тому времени умер. Корабль же англичане оставили себе, как законный приз.
Вот тут самое время рассказать о призах и призовых деньгах. Основой службы, помимо карьеры, в Royal Navy были призы и призовые деньги. Любой корабль, захваченный в бою или во время крейсерства, приводился на призовой суд, где оценивалась его стоимость. Из этой суммы до двух третей доставалось капитану, офицерам и матросам, захватившим приз. Там, где крутятся большие деньги, естественно процветает коррупция. Не обошла сия чаша и Royal Navy . Вообще, власть Адмиралтейства над флотом строилась не только на продвижении по карьерной лестнице, но и на возможности наградить денежно. Речь прежде всего о призовых. Искушение иной раз было настолько сильным, что кэптены и адмиралы Royal Navy покидали предписанные районы крейсерств в погоне за призами, или ослабляли свои силы, отсылая часть кораблей на охоту. Кэптены всегда были вынуждены выбирать между общественной пользой (public good) и частной прибылью. Например, в 1762 году именно за подобное нарушение был снят с должности кэптен Джон Бентинк, который ушел из устья Нигера к островам Зеленого Мыса в погоне за испанскими призами.
Однако очень часто в эту игру вступали члены Адмиралтейства и политики. В 1747 году командовать 60-пушечным «Дифайнсом», к Энсону в Западную Эскадру, специально созданную для перехвата французских конвоев из Вест-Индии и в Вест-Индию, был назначен Томас Гренвилл, а протекцию в этом оказал его брат Джордж, который был честолюбивым молодым политиком и членом Адмиралтейства, правда обременённым большими карточными долгами. Томас был назначен кэптеном «Дифайнса» именно в предвкушении призовых, которые позволяли его брату расплатиться с долгами. Нужно сказать, что это было совершенно рядовой сделкой для тогдашнего времени. Так поступали все, или практически все. Именно против этого стал бороться Энсон после прихода в Адмиралтейство, но как он ни старался изменить положение дел, все же сам был продуктом той системы, которую пытался сломать. Очень показателен боевой эпизод на Западных Подходах в 1758 году, когда крейсировавшие у Уэссана кэптены Роберт Дигби и Чарльз Проби обнаружили французский конвой из восьми больших транспортных судов под эскортом одного 74-пушечника. Англичане атаковали военный корабль противника, и он бежал с поля боя.
Читать дальше