Бэзил Лиддел Гарт - По другую сторону холма

На смену Зекту пришел Хейе, а через четыре года он уступил место Хаммерштейну. Оба они не дотягивали по масштабу до Зекта, но в целом продолжали проводить его политику. Хаммерштейна сильно беспокоила растущая сила нацистского движения, идеи и методы которого он находил отвратительными; он отошел от проповедуемых Зектом принципов невмешательства в политику и даже задумывался о решительных мерах с целью не дать Гитлеру прийти к власти. Но престарелый президент республики фельдмаршал Гинденбург выбил у него почву из-под ног, назначив Гитлера канцлером, конституционно закрепив высокое положение последнего. Кроме того, опасения Хаммерштейна не разделяли другие ведущие генералы, считавшие себя «простыми солдатами». Он с горечью признавал, что их сбили с толку и ослепили «благоприятные перспективы расширения армии и открывшиеся возможности для повышения».

Придя к власти, следующим же шагом Гитлер назначил военным министром генерала фон Бломберга. К этому его подтолкнул амбициозный карьерист полковник фон Рейхенау, начальник штаба Бломберга в Восточной Пруссии, поддерживавший тесные связи с Гитлером. Сам Бломберг с Гитлером знаком не был, и во многих отношениях его характер можно назвать полной противоположностью характеру Гитлера. То, как он принял назначение, как и его деятельность на этом посту, служит примером, насколько «простым» может быть «солдат».

Годом ранее Бломберг был главным военным советником германской делегации на конференции по разоружению. Ему только что исполнилось пятьдесят — по сравнению со средним возрастом офицеров верховного командования Германии и других стран он был почти юноша. Уже сам этот факт порождал зависть к его неожиданному возвышению. Враждебность генералов усиливалась по причине их презрительного отношения к «богемскому ефрейтору». Многие из них были готовы приветствовать приход Гитлера к власти, пока это более или менее благоприятствовало их собственным планам военной экспансии, но предположение, что бывший ефрейтор сам имеет какое-то мнение на этот счет, казалось им смехотворным. Тем более они сомневались в правомерности его выбора претендента на такую высокую должность.

Такое отношение к Бломбергу со стороны старших офицеров рейхсвера с самого начала предопределило его положение. Будучи подозрительной фигурой в глазах коллег, он вынужден был полагаться на поддержку Гитлера и следовать его политике иногда даже вразрез с собственными взглядами. По иронии судьбы он был довольно приятным человеком, что выгодно отличало его от типичных «пруссаков», но это же и способствовало тому, что в данной ситуации он оказался зависимым. Солдаты прозвали его Резиновым Львом, и это прозвище как нельзя лучше описывает его личные качества.

Вернер фон Бломберг действительно отличался от грубых и беспринципных вождей нового режима. Если он и симпатизировал нацизму больше других генералов, то это объяснялось отчасти его идеализмом, а романтический энтузиазм делал его слепым к тем явлениям, которые он предпочитал не замечать. В какой-то период нацистское движение привлекло к себе достаточно много подобных романтиков, хотя большинство из них были гораздо моложе Бломберга. Впрочем, солдаты взрослеют медленно. По природе своей Бломберг был энтузиастом и свою профессию воспринимал как рыцарь. Я понял это, еще когда встретился с ним в Женеве в 1932 году. Он проявлял живой интерес к новым идеям в военной области, особенно касающимся оригинальных тактических решений, но еще больше его занимало возрождение духа рыцарства в армии. Рассуждая о проявлениях «благородства» на поле боя, он становился почти поэтом. Пристальное наблюдение за высшими военными чинами в течение долгого времени неизбежно подталкивает к скептицизму, но Бломберг показался мне по-настоящему искренним и преданным своему делу, пусть не без некоторого мальчишества. Высокий, плечистый, он никогда не бывал угрюмым и мрачным, и естественная вежливость только усиливалась его откровенностью в разговоре. Ему крупно не повезло, что судьба уготовила ему участь посредника между двумя соперничающими группировками. При других обстоятельствах из него вполне получился бы выдающийся деятель.

Но в одном важном отношении его влияние было больше, чем могло показаться. Одной из неожиданных особенностей Второй мировой войны стало то, что немецкая армия на полях сражений в целом больше соблюдала правила войны, нежели в 1914–1918 годах — по крайней мере это касалось противников на Западе, — тогда как было бы логично предположить, что превращение «пруссаков» в «нацистов» приведет к обратному результату. Относительное улучшение поведения и большую заботу о репутации можно объяснить облагороженными правилами поведения солдат, которые Бломберг и некоторые другие офицеры старались распространить в рейхсвере. Сдержанность, продемонстрированная в 1940 году войсками, занявшими Бельгию и Францию, по сравнению с поведением их предшественников в 1914 году также была мудрой политикой. Потребовалось немало усилий, чтобы смягчить горечь поражения и примирить с оккупацией население завоеванных стран, и это бы имело гораздо больший эффект, если бы не совершенно противоположное поведение гестапо и СС.