Я рассказываю столь подробно историю святой потому, что у Пальмы она лишь намечена изображениями башни на заднем плане и пушек у ног. Сама же Ба́рбара у Пальмы – роскошная рослая блондинка, обряженная достойно и богато. Коричневое платье, кажущееся бархатным, просторное и тяжёлое, надето поверх жёлтой – да, жёлтой! – рубашки с широченными рукавами, да ещё и окутана розовым атласным плащом, но ноги босы. Сопровождаю жёлтый цвет рубашки восклицательным знаком не ради того только, чтобы напомнить читателю о giallo, но из-за того, что желтизна в одежде Ба́рбары зашипела, как Яго, о том, что в Венеции не от небес таятся, а от мужей, и совесть ублажают не воздержаньем, а неразглашеньем – то есть об истории Бьянки Каппелло. Больше в платье святой Ба́рбары никаких фривольностей нет, грудь и плечи закрыты, но она боса, и обнажённость длинных пальцев её ног, подчёркнутая тем, что святая по сравнению с другими героинями Пальмы, специализировавшегося на блондинках с формами и злоупотреблявшего декольте, плотно закутана, действует возбуждающе. Искусством Пальмы восхищались много веков, превознося его венецианок как идеал, но сейчас вкусы изменились, его красавицы кажутся дебелыми и белёсыми, и никто увидеть Ба́рбару, когда-то столь популярную, особенно не рвётся. Даже я, всегда воспринимая современный вкус с раздражением, мимо большинства его работ – хотя у него есть и замечательные (портреты, например, причём мужские в первую очередь) – прохожу со спокойствием, как мимо гобеленов: настроение создаёт, но не цепляет. Святая Ба́рбара Пальмы – часть полиптиха, включающего ещё и изображения других святых в тяжёлом мраморном архитектурном обрамлении, сооружения в целом нелепого и не идущего ни в какое сравнение с элегантной целостностью полиптихов братьев Виварини, только что виденных в Сан Дзаккариа, но именно Ба́рбара, и только она, замечательна своим соответствием духу церкви ди Санта Мария Формоза, то есть своей формозностью, да и пальцы ног её – находка для фут-фетишистов, именуемых также подофилами.
В фигуре Ба́рбары есть нечто, схожее с римским рельефом начала нашей эры, известным под названием Gradiva, «Шагающая», из собрания Музеев Ватикана, считающимся копией с греческого оригинала IV века до Рождества Христова. На рельефе изображена закутанная в широкие одежды девушка, слегка приподнявшая широкий длинный плащ, мешающий ей идти, потому что девушка куда-то опаздывает и очень торопится. Приподнятый плащ обнажил только ступни, и их обнажённость столь выразительна, что девушка, являясь до сих пор персонажем неопределённым и поэтому анонимным, получила красиво звучащее имя собственное, Градива, произведённое от эпитета, обычно применявшегося к Марсу и значившего «шествующий в бой»: gradivus – эпитет бога войны, вступающего в сражение, и происходит от латинского эпитета gradiva. В XX век Градива вошла победоносно, потому что венец Вильгельм Йенсен, возбуждённый рельефом, в 1903 году опубликовал роман «Градива. Помпеянская фантазия», и эта качественная, но особенно ничем не выдающаяся модерновая проза (у нас Муратов похоже писал свои рассказы), быть может, так и осталась достоянием немногих, если бы не была во время подсунута молодым Юнгом своему учителю Фрейду в тот период, когда они ещё не разругались на смерть. Фрейд, художественные вкусы которого были унылы, как и его половая жизнь, пришёл от романа в восторг. Психоаналитик «Помпеянскую фантазию» воспринял как откровение, и в 1907 году разразился очерком «Бред и сны в “Градиве” Йенсена». Затем Фрейд даже повесил копию с рельефа в своей лондонской квартире, поэтому все психоаналитики о ней узнали, что послужило таким пиаром и венскому писателю, и римскому рельефу, о каком только мечтать можно. Градива, с лёгкой руки Фрейда, зашагала по сюрреализму – Дали свою Галю называл Градивой, и, конечно, все сюрреалисты отдали дань подофилии – так широко, что критик Морис Надо именно Градиву провозгласил «музой сюрреализма». В 1986 году в Париже был даже основан журнал под названием Gradiva. Revue d’anthropologie et d’histoire des arts, и Градива дошагала до 2006 года, появившись в фильме Алена Роб-Грийе C’est Gradiva qui vous appelle, «Вам звонит Градива».
Церковь ди Сан Пьетро ин Кастелло
Я надеюсь, что указание на градивистость святой Ба́рбары, столь же ей свойственную, как и формозистость, поможет ей рассеять скуку. Она обречена на общение лишь со специалистами по Пальма Веккио, которых в мире раз, два и обчёлся, и позвонить ей решительно некому, ибо турист, оторвавшись от путеводителя, обведёт её рыбьими глазами, холодно и обидно, да и телефона не даст. Античная же Градива жирует на тусах авангардистов и психоаналитиков, и это несправедливо, так как Ба́рбара Пальмы ей немногим уступает, и горькую эту несправедливость я ощутил как раз тогда, когда в февральский день остался с ней наедине, потому что в церкви, работающей днём как музей, кроме меня, не было ни единого человека. Округлости Ба́рбары, так же как и округлости архитектуры, принадлежали только мне одному, только меня и ласкали, я проторчал в церкви ди Санта Мария Формоза довольно долго, так что она успела на особый лад настроить моё восприятие Кастелло, самого громадного, а потому и разнородного, сестиере Венеции.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу