Николай Байбаков - От Сталина до Ельцина

— Товарищ Сталин, но ведь перед этим никто даже не поинтересовался, смогу ли я справиться?

Сталин искоса с какой-то своей затаённой улыбкой взглянул на меня, затянулся трубкой, откашлялся и негромко сказал:

— Товарищ Байбаков, мы хорошо знаем свои кадры, знаем, кого и куда назначать. Вы коммунист и должны помнить об этом...

Разговор зашёл о проблемах нефтяной индустрии.

— Вы знаете, что нефть — это душа военной техники?

— Товарищ Сталин, — подтверждая, ответил я, — это не только душа военной техники, но и всей экономики.

— Тем более, скажите, что нужно, — доверительным тоном подбодрил меня Сталин, — для развития отрасли.

— Надо «Второе Баку» осваивать, там мы открыли два крупнейших месторождения — ударили фонтаны. Это очень перспективные месторождения.

Сталин внимательно меня выслушал, прошёлся раз-другой вдоль стола и настойчиво повторил:

— А что нужно?

— Капиталовложения мне нужны, товарищ Сталин, оборудование. А ещё нужны знающие строители.

Я решился тут же изложить все свои наиболее принципиальные соображения о путях развития нефтяной промышленности. Сталин слушал вдумчиво, сосредоточенно.

— Хорошо! — наконец, сказал он. — Вы изложите все эти конкретные требования в письменной форме, я скажу Берии.

Сталин тут же взял трубку телефона и позвонил Берии, который как первый заместитель Председателя Совнаркома курировал топливные отрасли.

— Лаврентий, вот здесь товарищ Байбаков. Всё, что он просит, ты ему дай.

Кажется, самый трудный вопрос был оперативно, без всяких проволочек решён. Забегая вперёд, скажу, что наша отрасль вскоре получила всё — и материалы, и оборудование, и толковых строителей.

Разговор наш продолжался при полном взаимопонимании. И вдруг Сталин задал вопрос, сильно озадачивший меня:

— Товарищ Байбаков, Вы думаете, союзники нас не раздавят, если увидят такую возможность — раздавить?

— Да как же они смогут?

— Очень просто, — невозмутимо ответил Сталин. — Мы создали и танки, и самолёты, и машины — хорошие. Много у нас и трофейной техники. Но всё это не придёт в движение, если не будет бензина, дизельного топлива. И снова с нажимом повторил:

— Нефть — это душа военной техники.

Я предложил Сталину, назвав конкретные оборонные заводы, перевести их на выпуск буровых станков и другого нефтяного оборудования для промыслов. Сталин тут же через Поскрёбышева отдал необходимые и важные распоряжения. Так, говоря языком сегодняшнего дня, началась в стране конверсия предприятий, подлинная конверсия, а не уродливая, когда предприятия высоких технологий начинают выпускать сковороды и тарелки.

Полтора часа продолжался этот разговор, полтора часа Сталин непрерывно ходил по кабинету взад-вперёд, останавливался, разжигал потухшую трубку и опять туда-сюда. Я невольно поворачивался вслед ему, понимая, что так ему удобнее размышлять и что это привычка человека, работающего по ночам.

Сложный и одновременно ясный и насыщенный мыслями и решениями разговор. Один из определяющих, не боюсь сказать, судьбу нашего государства и особенно нефтяного дела в конце войны, в преддверии мирных послевоенных лет. Когда он закончился, Сталин на миг задумался и вдруг, опять неожиданно для меня, спросил:

— Вот Вы — такой молодой нарком... Скажите, какими свойствами должен обладать советский нарком?

— Знание своей отрасли, трудолюбие, добросовестность, честность, умение опираться на коллектив, — начал медленно и подробно перечислять я.

— Всё это верно, товарищ Байбаков, всё это очень нужные качества. Но о важнейшем качестве Вы не сказали.

Тут Сталин, обойдя вокруг стола, подошёл ко мне. Я решил подняться. Но он не позволил, коснувшись чубуком трубки моего плеча.

— Советскому наркому нужны прежде всего «бичьи» нервы (так характерно произнёс он слово «бычьи») плюс оптимизм.

Много лет прошло с тех пор, всякое было в жизни — и хорошее, и горькое, но эти слова запали мне в душу. В трудную, критическую минуту в моей судьбе они всегда вспоминались. «Бичьи нервы плюс оптимизм» — сколько раз приходили эти слова мне на ум и чаще всего на посту Председателя Госплана. Нужны они и сегодня, чтобы трезво, здраво и спокойно оценивать и понимать то, что произошло с нами и с нашим государством.

Выйдя из кабинета Сталина, я первым делом поинтересовался у Поскрёбышева, почему Верховный ходит в сапогах с дырками, неужели для него не найдётся новых?

— А Вы заметили, где эти дырки? — спросил меня Поскрёбышев. — Товарищ Сталин сам вырезал их, чтобы не досаждали мозоли. Так-то..., — с улыбкой добавил он.