Николай Байбаков - От Сталина до Ельцина

В 1938 году объединение «Востокнефтедобыча» добыло около четырёх миллионов тонн нефти. Тогда ещё не знали о существовании мощных девонских нефтяных пластов, открытие которых через несколько лет коренным образом изменило ситуацию в этом районе, таком важном для хозяйства и обороны государства. Значит, в пристальном внимании руководства страны ко «Второму Баку» проявилась, я бы сказал, важнейшая государственная интуиция, во многом определившая судьбу страны в годы великих испытаний.

Волей судьбы я проработал в «Востокнефтедобыче» всего лишь около года. В 1939 году в Наркомате топливной промышленности было образовано Главное управление по добыче нефти в восточных районах страны. И это было вполне разумно, так как при сильной централизации управления экономикой все важнейшие вопросы и, конечно, «Второго Баку» решались в Москве. И я был назначен начальником этого главка. И опять ненадолго: в 1940 году меня утвердили заместителем наркома топливной промышленности под «железным» началом Кагановича, с которым судьба, таким образом, связала меня тесно. Теперь я встречался с ним и на коллегиях, и на деловых совещаниях, и у него в кабинете, доводилось и беседовать лично с ним.

«Железный нарком» был фигурой во всех смыслах внушительной. Его известность, влияние и власть удивляли многих своей огромностью и могли приводить простых смертных в трепет и страх. Мы все знали, как близко он тогда стоял к Сталину. Нельзя сказать, что с фигурой такого государственного масштаба работать было легко и просто. Во времена тяжелейших физических перегрузок поражала его неистощимая работоспособность, но это было скорее всего проявление физической энергии и выносливости типичного руководителя силового стиля. Ему ничего не стоило грубо и часто ни за что обругать, обидеть и оскорбить подчинённого. А необузданная вспыльчивость зачастую вредила и делу. Мог он, толком не разобравшись, «под влиянием минуты» подмахнуть приказ о снятии с должности лично ему не угодившего в чем-то, но дельного работника. Хозяйственным управленцам наркомата нередко приходилось менять толстые стекла на его письменном столе, потому что он разбивал их вдребезги, швыряя на стол трубку в бешеной ярости после какого-нибудь неприятного разговора. А иногда до того раскалялся, что грозил карами и тюрьмой за невыполнение его, наркомовских указаний. Я догадывался, что это не пустые угрозы, что он вполне способен выполнить и выполнял их. Люди из его «аппарата» вдруг без всяких причин исчезали и больше нигде не появлялись. Доходило дело и до рукоприкладства.

Вспомнился мне один из таких случаев. На меня как на заместителя наркома возложили немалый груз определённых обязанностей; но приходилось ещё каждый день вертеться в адском кругу неожиданно возникающих и всегда неотложных дел и обязанностей. Нужно было везде успеть, исправить недочёты, помочь и техникой, и людьми часто в авральном (слово того времени) порядке. Вообще везде успеть, во всем суметь. Помню, по вине ответственных работников Наркомата путей сообщения была дважды подряд сорвана подача цистерн для вывоза нефти из Ишимбая, что привело к остановке промыслов. В этой тяжёлой ситуации я вынужден был обратиться к Кагановичу, чтобы при его содействии выйти из почти безнадёжного положения. Признаюсь — не без тревоги шёл к нему, зная его вспыльчивость и буйный нрав.

— Лазарь Моисеевич, опять сорвали отправку нефти из Ишимбая, не подали цистерны, остановили промыслы.

Каганович вспыхнул и тяжело поднялся из-за стола. Сообщение моё было явно неприятнейшее.

— А ты разговаривал с Арутюновым? Ты там был? — резко спросил он.

— Я не был, но по телефону говорил. И с другими товарищами говорил. Но должных мер не приняли.

Глаза Кагановича гневно сверкнули. Чувствовалось, что он изнутри всё больше накаляется.

— Чёрт бы вас побрал! — разъярённо закричал он, выходя из-за стола. — Это бюрократизм — говорить только по телефону! Надо съездить туда! Или вызвать сюда! Я что ли за всех вас должен работать?!

Голос звенел на предельных нотах, губы нервно дрожали, пальцы сжались в кулаки. В ярости нарком схватил меня за грудки — в этот момент он действительно был страшен и неуправляем — и с бешеной силой отбросил от себя. Я, скорее всего, упал бы, но успел ухватиться за край тяжёлого стола.

— Немедленно поезжай в наркомат. И чтоб цистерны были!..

Тут же яростно схватил трубку и на чём свет стоит распёк по телефону своего заместителя (по Наркомату путей сообщения) Арутюнова и со всего маху хватил трубкой о стол — брызнули осколки разбитого в очередной раз стекла.