Рудольф Вирхов почти без пауз произнес эти слова и, блеснув золоченым пенсне, сделал приглашающий жест радушного и гостеприимного хозяина. Сегодня, 14 декабря 1898 года, он имеет на это право не только потому, что все давно привыкли видеть его главным участником модных теперь в Европе диспутов, связанных с проблемами происхождения человека, но и, главным образом, оттого, что почетное председательское место на заседании, где в полном составе собрались действительные члены Берлинского общества антропологии, этнографии и первобытной истории, занял он, профессор Рудольф Вирхов, знаменитый патологоанатом, антрополог, врач и к тому же действительный тайный советник его императорского величества.
Когда знаменитость, по привычке слегка запоздав, появилась в зале, только председательское кресло было свободным: собрание привлекло на редкость многочисленную аудиторию.
— Думаю, нет нужды представлять докладчика, — сказал Вирхов после короткой паузы и поднял сухую с длинными костлявыми пальцами ладонь, что означало, по-видимому, призыв к тишине и вниманию. — Для него в Европе нет сейчас равных в популярности! Прошу вас, Доктор!
Он едва заметно улыбнулся кому-то в зале, легко опустился в кресло и с нескрываемым облегчением повернул голову вправо, откуда к столу приближался высокий стройный человек средних лет. Его лицо, слегка утомленное, но сосредоточенное и решительное, привлекало внимание: высокий лоб без морщинок, энергичные складки около уголков губ, прикрытых коротко подстриженными седоватыми усами, строгие, слегка настороженные глаза, оценивающий и немного насмешливый взгляд. Вирхов внутренне поежился, когда их глаза на мгновение встретились, но тут же взял себя в руки и благосклонно кивнул головой: можно начинать!
«Боже мой, как надоела вся эта обстановка бесполезных в общем диспутов», — думал он, наблюдая, как Дюбуа раскладывает на кафедре длинные узкие листочки, очевидно конспект доклада. Можно заранее предсказать ход дела, настолько все знакомо и привычно ему, Вирхову, который прожил достаточно долго, чтобы ничему уже не удивляться. Впрочем, в происходящем есть что-то поразительно знакомое, тревожащее: суета, волнение… Такая же атмосфера была и 25 лет назад… ну, как же, вспомнил! На знаменитом всемирном съезде антропологов!
Довольный, что зацепил слабеющей памятью забытый эпизод, Вирхов несколько оживился — до чего же удалась ему тогда речь, в которой он высмеял Германа Шафгаузена и профессора из Эльберфельда Карла Фульротта, со смелостью и отчаянием дилетанта бросившегося в область науки, ему не ведомой! Друзья позже говорили, что по иронии, сарказму и остроумию он превзошел на том заседании самого себя. Правда, Фульротта это отнюдь не смутило, он продолжал и далее трезвонить о своем «великом открытии» в гроте Фельдгофер. Однако дело было сделано — так называемый «череп обезьяночеловека» надолго стал предметом забавных шуток и острот для провинциальных фельетонистов.
История повторяется, с усмешкой подумал Вирхов и еще раз взглянул на трибуну, как будто хотел убедиться, что за ней стоит не Карл Фульротт, а новый его оппонент с новым черепом обезьяночеловека — Эжен Дюбуа.
Докладчик, между тем, откашлялся и внимательно посмотрел в зал, где, судя по наступившей тишине, его приготовились слушать с почтением и вежливостью. Не улыбается ли кто-нибудь? Этот вечно язвительный и насмешливый Вирхов снова не удержался: представил публике «коллегу» как некую артистическую знаменитость или модного проповедника. Кстати, не с его ли слов пущена в ход выдумка о подозрительной легкости, с которой ему, Дюбуа, удалось сделать открытие: пришел, копнул землю и извлек из нее то, за чем специально приехал за тысячи миль?..
Вирхов, удивленный продолжительной паузой, с нетерпением забарабанил по столу пальцами, но Дюбуа, завершив к этому моменту «пасьянс» из листков, начал говорить. Сначала произносятся общепринятые слова, не требующие напряжения мысли. Постепенно голос его крепнет, набирает силу и уверенность:
— Я отдаю дань уважения глубоким познаниям присутствующих здесь коллег, однако должен сразу же заметить, что пришел в этот зал не как ученик, а как равноправный участник, знающий к тому же лучше, чем кто-либо, обстоятельства находки, о которой буду говорить и которую изучаю на протяжении последних семи лет. Именно столько лет назад я обнаружил на острове Ява череп обезьяночеловека — питекантропа. Открытие сделано около деревни Тринил, расположенной в стороне от западного побережья острова за Кедунг-Брубусом на берегу Большой реки, или, как это звучит на местном языке, — Бенгаван-Соло.
Читать дальше