Е. Прудникова - Революция 1917-го в России — как серия заговоров

Но если заведомо отказываются ото всех средств и оставляют одно, то тогда оставшееся средство и становится целью, а настоящая цель игнорируется. К примеру, пытки подследственных это средство получения правды, но только в том случае, если иными средствами правду получить невозможно, поскольку пытка это очень тяжелое средство, не дающее нужного процента годного результата. Кроме этого, пытки не требуют ума от их исполнителя, и если их разрешить, то пытки в руках исполнителя очень быстро станут единственным средством, при котором никогда не будешь уверен, получил ли ты нужную цель — правду. А ложь — это не та цель, которая может оправдать хоть что-то, тем более, такое тяжелое средство, как пытка. В этом и состоит трагедия этого изречения иезуита — в подмене цели средством.

И, как видите, и Маркс, отбросив эволюционные средства достижения цели, декларируемую цель (коммунизм) подменил единственным оставшимся в его теории средством достижения цели — революцией. Ну, а затем это средство сделал целью марксистов, причем, единственной целью, и такой, во имя которой можно отказаться и от декларируемой цели — от коммунизма.

Задумываясь над тем, почему Маркс поступил именно так, приходишь к выводу: если это не специально, что указывает на преступность замысла, то тогда Маркс исследователем не являлся — не являлся тем, кого можно назвать ученым.

Есть принципы (методы) исследований. Сначала нужно установить Дело — тот результат исследований, за знание которого остальные люди согласны будут добровольно заплатить результатами своего труда. (Я понимаю, что это звучит ново, но это так). Затем выяснить закономерности, связывающие именно это Дело с остальными параметрами системы, и, используя для своих расчетов эти закономерности, выбрать наиболее легкий (эффективный) способ достижения Дела или выполнить расчет того, как Дело достигается. Скажем, людям нужно уметь рассчитывать физическую силу? Скажем, чтобы сдвинуть с места камень? Нужно! Это Дело. Тогда мы исследуем силу и находим, что она прямо пропорционально зависит от двух параметров — от массы и ускорения. После чего выдаем людям конечную формулу того, как определять силу. Вот это наука.

Маркс же, судя по сказанному выше, методикой научных исследований не владел. Он только декларировал Дело — коммунизм, а занялся поиском связей параметров общества не с коммунизмом, а с насильственным изменением строя — с революцией, причем, в своей теории начал безжалостно искажать параметры общества, чтобы на бумаге достичь нужный только себе (дающий ему славу ученого) результат. Скажем, людей заменил абстрактными и алчными роботами, причем тупыми, классифицировал людей так, как настоящий ученый никогда их не классифицирует и т. д. Да, таких «ученых», как Маркс, много, особенно сегодня, но от этого не легче.

Для не имевших власти большевиков марксизм был любимой и забористой темой разговора и показа, насколько они продвинутые революционеры, но для уже пришедших к власти большевиков — для тех же Ленина и Сталина — марксизм стал, как чемодан без ручки, который и нести неудобно, и выбросить нельзя. К тому моменту, когда они убедились в бесполезности марксизма, никакой иной теории у них просто не было. И они пытались «развить марксизм творчески», по сути, отказываясь от его «объективных» законов и ведя поиск своих собственных путей строительства нового общества.

Аналогом марксизма являются религии, разница лишь в том, что у попов всех конфессий хватает ума не называть свои религии наукой и не утверждать, к примеру, что Христос, дескать, открыл объективный закон развития общества, по которому, дескать, праведники попадают в рай, а грешники в ад. Хотя все попы точно так же «творчески развивают» свои учения, к примеру, и сам Христос сегодня уже не узнал бы своего учения.

Но в науке, повторю, истина объективна, то есть, не зависит от того, верим мы в нее или нет, в науке практика является доказательством истины. А религия — это учение, и надо просто верить в то, что оно правильное. И то, что марксизм не более, чем религия, не более чем учение и называть его наукой просто безграмотно, понимал уже и Ленин.

Вот Ленин защищает Маркса:

«Учение Маркса вызывает к себе во всём цивилизованном мире величайшую вражду и ненависть всей буржуазной (и казённой, и либеральной) науки, которая видит в марксизме нечто вроде «вредной секты». Иного отношения нельзя и ждать, ибо «беспристрастной» социальной науки не может быть в обществе, построенном на классовой борьбе. Так или иначе, но вся казённая и либеральная наука защищает наёмное рабство, а марксизм объявил беспощадную войну этому рабству. Ожидать беспристрастной науки в обществе наёмного рабства — такая же глупенькая наивность, как ожидать беспристрастия фабрикантов в вопросе о том, не следует ли увеличить плату рабочим, уменьшив прибыль капитала.