Каждый агент этого государства был, так сказать, носителем, эмблемою этой власти. Нелепо было в глазах обывателя оказывать серьезное сопротивление этому агенту, ибо в случае такого серьезного, длительного сопротивления, государство обрушилось бы всей своей мощью на дерзкого нарушителя крепкого общественного порядка.
Но после войны все это резко изменилось. Буржуазному строю был нанесен смертельный удар. Этот строй еще жив, но силы его надорваны, дни его сочтены. Социализм стоит теперь перед трудящимися не как отдаленный идеал, а как вопрос текущего дня. Революционное движение повсюду быстро растет, а вместе с тем приобретает и действительно революционные формы. Старая „демократия“ повсюду становится банкротом. Этому флагу никто более не верит.
В особенности быстрое и бурное развитие получило рабочее революционное движение в Италии в период с 1919 по осень 1920 года. В это время в Италии происходит знаменитое движение захвата фабрик и заводов рабочими. Капиталисты и их агенты изгоняются с их собственных фабрик. Грубо нарушается не в теории, а в жизни „священное“ право буржуазной собственности. Буржуазное государство видит все это и не решается бросить против дерзких революционеров-рабочих свою вооруженную силу, ибо оно уже не рассчитывает на эту силу. Оно боится, что армия, состоящая из тех же трудящихся, может стать на сторону рабочих и обратить свое оружие против буржуазии. Важнейшее оружие выпадает из рук буржуазного государства. Вместе с тем приходит в расстройство и вся буржуазная государственная машина. Послушные, до сих пор эксплоатируемые классы — пролетариат и крестьянство — теряют уважение к этой машине. Если они еще повинуются ей, то только за страх, а отнюдь не за совесть. Положение буржуазии становится страшно неустойчивым. Она повисает в воздухе. Грозный меч революции занесен над нею.
Летом 1920 года взрыв пролетарской революции в Италии кажется неминуемым. Рабочие массы сами рвутся к борьбе, и буржуазия не имеет никакой серьезной силы, которую она могла бы противопоставить им. Без указания вождей рабочие захватывают фабрики и заводы; крестьяне также захватывают имения помещиков, а буржуазное государство молча смотрит на это. Можно с уверенностью сказать, что, если бы итальянская социалистическая партия обнаружила в то время достаточную революционность и решительность, если бы она стала во главе движения и от захвата отдельных фабрик и заводов повела бы его к захвату государственной власти, то захват этой власти пролетариатом был бы в Италии в то время обеспечен.
Но итальянские социалисты не обнаружили этой решимости. Их правые, оппортунистические элементы старались потушить революционное движение. Господствовавшие в партии центристские элементы испугались и не решались стать во главе движения. Коммунисты были в то время еще слишком малочисленны и не могли овладеть всем движением. Предоставленные самим себе и лишенные руководства рабочие массы не могли централизовать движение и перевести его от захвата фабрик на высшую ступень — к захвату власти. Движение уперлось в тупик и замерло, почувствовав свое временное поражение.
Буржуазия на этот раз была спасена. Но урок ей был дан серьезный. Она почувствовала серьезность положения и лихорадочно стала приспособлять то оружие для борьбы против пролетариата, которое она начала готовить еще ранее этого.
Этим оружием был для нее фашизм.
Широкие народные массы потеряли веру в демократию, под прикрытием которой буржуазия устанавливала по существу свою диктатуру. Демократия, конечно, несколько стесняла действие этой диктатуры, но зато она оказывала буржуазии большие услуги в деле одурачения народных масс. Буржуазия держалась за демократию, пока та была полезна для нее. Но как только трудящиеся разглядели сущность демократии и потеряли веру в нее, демократия потеряла всякое значение для буржуазии; она стала для нее только обузой, стесняющей свободу ее действий. И буржуазия отбрасывает повсюду этот старый демократический флер. Скрытую диктатуру она заменяет явной, ничем не прикрытой диктатурой класса. Ярче всего это проявляется в Италии, где классовая борьба достигла наибольшей остроты и ожесточения.
Но создать сразу новую чисто-классовую государственную машину взамен прежней „демократической“ — невозможно. Для этого нужно время. А обстоятельства не давали времени для такой работы. Положение дел было слишком угрожающим для буржуазии. Надо было поэтому немедленно создать какую-нибудь силу, которая взяла бы на себя дело охраны интересов буржуазии от натиска восстающего пролетариата.
Читать дальше