Пьер Ренуччи - Клавдий. Нежданный император

Народные трибуны не являлись магистратами в прямом смысле слова, но они защищали плебс от патрициев. Для этого они обладали полномочиями ( tribunicia potestas), дававшими им право возражать (veto) против проектов магистратов (prohibitio ) или отменять их действия (intercessio). Единственным способом отменить вето одного трибуна было противопоставить ему intercessio другого трибуна. Кроме того, звание народного трибуна было священным и делало своего носителя неприкосновенным; поднять руку на трибуна было святотатством, за это преступление полагалась конфискация имущества.

Неприкосновенностью (sacrosanctitas) Октавиан обладал еще с 36 года до н. э. Теперь же, в 25-м, он наделялся всеми трибунскими полномочиями, не исполняя обязанностей трибуна. Институционная революция свершилась. Объединение imperium, tribunicia potestas и высшей auctoritas становилось основанием для будущей императорской власти, опирающейся одновременно на армию и на народ, и всё это с благословения богов. Оставалось только стать великим понтификом — высшим жрецом в Риме, как это сделал в свое время Цезарь. Это произойдет в 12 году до н. э., по смерти исполнявшего эту должность Лепида. Таким образом, Октавиан Август очень умно распорядился опытом своих предшественников, действовавших методом проб и ошибок, и на его основе осуществил реформу, гениальность которой состояла в том, чтобы необходимую монархию замаскировать обносками старой республики, а также в том, чтобы принимать одни полномочия за другими, не выпрашивая их. Теперь, конечно, он сможет возобновлять свой imperium каждые пять или десять лет, добродетельно отказаться от некоторых должностей, например цензора, «временно» взять на себя те или иные обязанности, не нарушающие конституционных принципов, но на самом деле он один будет облечен всей полнотой власти до самой смерти. Там, где Гракхам, Марию, Сулле, Помпею и Цезарю удалось добиться лишь частичного результата, он нашел универсальную формулу, приемлемую прежде всего в Риме и Италии, где новый властитель мог сойти за «сверхмагистрата», соблюдающего республиканскую форму. Это было легко, поскольку он «вобрал в себя» полномочия высших магистратов, а потому не имел необходимости становиться ими. Консулом он будет еще только дважды за последние 36 лет своего принципата. Отделенный от должности imperium majus был еще удобнее: его расплывчатые очертания придавали ему обширные размеры, а его обладатель мог предоставить должность консула верным людям, которых надо было отблагодарить. Трибуном ему тоже быть не требовалось, поскольку он обладал пожизненно tribunicia potestas и sacrosanctitas. Да и на примере Гракхов было видно, что возобновление этой должности сопряжено со смертельной опасностью. Разумеется, консулы, трибуны и прочие магистраты продолжат сменять друг друга; де-юре они даже будут располагать атрибутами своих должностей. Но эти люди будут иметь мало веса по сравнению с Августом. Разве могло быть иначе? Принцепс обладал как минимум той же властью, что и каждый из них, но превосходил их всех своей auctoritas.

Приемлемую и во всех провинциях. Прежде всего на Западе, где главенство императора и улучшение административной системы защищало население от злоупотреблений бывших проконсулов Республики. И на Востоке, где народы, издавна привычные к обожествляемым царям, не увидят разницы между императором и греческим басилевсом. А в Египте принцепс станет просто новым фараоном. Так что отныне император везде будет восприниматься как воплощение власти, гарант государства, ипостась божества. Он будет вечно Цезарем и Августом.

Новый режим основывался на фикции — преемственности с древней республикой. Принципат можно было выдать за историческое отступление, необходимое, чтобы положить конец вековой междоусобице, которое, однако, должно закончиться со смертью Августа. Тот же был обязан увековечить свои свершения. Но именно потому, что установленная монархия не являлась ею официально, передачу власти по наследству нельзя было представить законной. Не имея возможности назначить наследника, не настроив против себя общественное мнение, в особенности сенаторскую аристократию, Октавиан снова выдумал систему, позволившую сохранить форму. Поскольку принцепс юридически получал свои полномочия от сената, ему пришло в голову не назначать наследника, а «выдвинуть кандидатуру» для одобрения высоким собранием. Властью он завладел, якобы поддавшись уговорам сената. Теперь он точно так же создаст династию, побудив сенат потребовать у него преемника из лона семьи. Август понял, что популярности среди плебса и в армии недостаточно для обуздания аристократии, остававшейся достаточно могущественной, чтобы затевать заговоры. Как явствовало из примера Цезаря, с ней постоянно нужно идти на компромисс.