Кирилл Соловьев: Самодержавие и конституция

Слово неминуемо обращалось в дело. Россия даровала конституцию Финляндии и Царству Польскому, российские чиновники готовили основной закон Валахии, Молдавского княжества и Болгарии. Благодаря России (точнее, лично Александру I) в 1814 году конституционная хартия была дарована Франции. Возникал естественный вопрос: почему в России все еще не было конституции, в то время как Болгария ее уже получила из рук российского государя. И хотя не все представители общественности склонялись к мысли о необходимости установления именно конституционного порядка, противники политической реформы не находили поддержки даже среди консерваторов.

Ожидания реформы государственного строя набрали силу к концу 1904 года, когда общественность многих городов Российской империи, отмечая 40-летие судебной реформы, собралась за праздничным столом, поднимая тост за будущую конституцию. В ноябре того же года в Петербурге состоялся земский съезд, на котором деятели местного самоуправления также высказались за введение конституции в России. Определенные надежды общественности были связаны с именем министра внутренних дел князя П. Д. Святополк-Мирского, сменившего Плеве и готовившего проект реформирования Государственного совета. В него предлагалось включить выборных представителей земств и городов. Однако и этот проект остался на бумаге. Тем не менее общественное возбуждение не спадало. Россия уверенно шла к революции, начало которой традиционно датируется «Кровавым воскресеньем» 9 января 1905 года.

В Петербурге судорожно искали выход из сложившегося положения. 18 февраля 1905 года император поручил новому министру внутренних дел А. Г. Булыгину составить проект представительного учреждения в России: в сущности, Николай II согласился на то, что немногим ранее советовал ему предпринять Святополк-Мирский. Для подготовки соответствующего решения начала работать специальная правительственная комиссия.

Тем временем российское общество самоорганизовывалось. По всей стране возникали профессиональные объединения – союзы врачей, адвокатов, инженеров, учителей, фармацевтов, конторщиков и т. д., которые в мае 1905 года объединились в «Союз союзов». Нарастало стихийное, но при этом масштабное крестьянское и рабочее движение. Происходили волнения в армии и на флоте. Правительство стремительно утрачивало контроль над положением в стране, и ему приходилось идти на существенные уступки. 6 августа 1905 года был обнародован Манифест о создании Государственной думы с законосовещательными функциями. В публицистике, а затем и в научной литературе эту так и не созванную Думу стали называть «булыгинской» – в честь министра внутренних дел А. Г. Булыгина. Однако такая мера уже мало кого устраивала. В обществе все громче раздавались требования созыва законодательной Думы и введения конституции.

Осенью 1905 года забастовочное движение охватило всю Россию, в нем участвовало 120 городов. 10 октября остановилось движение идущих из Москвы поездов, через два дня забастовал Центральный телеграф. В тот же день было прекращено и движение поездов, отправлявшихся из Петербурга. К 17 октября 1905 года во Всероссийской октябрьской политической стачке участвовали уже 2 млн человек. Во многих городах было отключено освещение, не выходили газеты, не работали водопровод и телефон. Собирались деньги на создание вооруженных дружин. В столице был образован Петербургский совет рабочих депутатов.

Нужно было принимать срочные меры. Николай II обратился за советом к недавно вернувшемуся из США после подписания Портсмутского мира с Японией С. Ю. Витте, который так определил развилку, перед которой стояло правительство: или диктатура, или конституция. К диктатуре власть была не готова, поскольку не имела очевидного кандидата на пост диктатора. При этом даже один из претендентов на эту роль дядя царя великий князь Николай Николаевич требовал незамедлительного введения конституции.

15 октября совещание у Николая II продолжалось до глубокой ночи и было необычайно бурным. На нем присутствовали С. Ю. Витте, О. Б. Рихтер, В. Б. Фредерикс, великий князь Николай Николаевич. Ожидавший высочайшего приема военный министр А. Ф. Редигер был поражен царившим за дверью возбуждением. Когда в час ночи царь все же принял его, он «был взволнован: лицо раскраснелось, и голос был неровен». По словам В. Б. Фредерикса, великий князь Николай Николаевич, отправляясь к царю, заявлял: «Надо спасти государя! Если он сегодня не подпишет манифеста, то я застрелюсь у него в кабинете! Если я сам этого не сделаю, то ты обещай застрелить меня!» Правда, эти угрозы были явно излишни, так как, по сведениям начальника Главного управления Генерального штаба Ф. Ф. Палицына, император принял решение подписать манифест еще до прихода своего дяди.