Владимир Петрухин - Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Вопрос о путях распространения восточного серебра в Восточной Европе остается дискуссионным (ср. полемику: Леонтьев 1986; Нахапетян, Фомин 1994. С. 141–142; Кирпичников 2002). Очевидно, что серебро поступало через Хазарию (Кропоткин 1978). Хазарские граффити на монетах подтверждают участие хазар в распределении серебра, как скандинавские — указывают на участие варягов (Нахапетян, Фомин 1994). Парадоксальной представляется топография монетных находок: монеты выпадают в клады на славянской (меньше — булгарской) периферии Хазарии; на территории собственно Хазарии монет мало, хотя самые ранние целиком сохранившиеся клады начала IX в. концентрируются на Северном Кавказе и Дону (Кри-вянская, Правобережное Цимлянское городище) (Кропоткин 1968). При этом на одной монете из Цимлянского городища обнаружено руноподобное граффити (Мельникова 2001. С. 120).

Магистральным направлением является путь с Северного Кавказа (через Дарьяльское ущелье) на Дон и далее на Оку, Верхнюю Волгу и север Восточной Европы (ср.: Кропоткин 1978; Леонтьев 1986) — восточное серебро оседает не только в кладах, но и в культурном слое поселений (см. о монетах на славянских поселениях Среднего Дона — Винников 1995. С. 68 и сл.). Периферийными оказываются пути на Нижнюю и Среднюю Волгу («Великий Волжский путь») и на Верхний Днепр и Двину. При этом монета не поступает в Среднее Поднепровье, на Правобережье Днепра и далее на запад (Кропоткин 1978. С. 114) [89].

Что касается монетных находок в Восточной Европе, то выпадение кладов не есть прямое свидетельство даннических отношений между хазарами, скандинавами и славянскими племенами Восточной Европы. Напротив, оно свидетельствует о перераспределении в местных поселениях богатств, поступающих с Востока, — хазары и скандинавы должны были делиться с местным населением прибылью. Видимо, варягам приходилось платить не только за «корм», но и за меха, которые шли на восточные рынки. Если верить летописи, то конфликт, приведший к изгнанию варягов за море, мог возникнуть при перераспределении этих богатств.

В середине IX в. ситуация на севере Восточной Европы меняется: наряду с Ладогой, где скандинавское население известно с середины VIII в., появляется центр скандинавского присутствия на Новгородском (Рюриковом) Городище (Носов 1990). Эти археологические реалии традиционно увязываются с пространной (ипатьевской) редакцией легенды о призвании варяжских — русских — князей (под 862 г.), согласно которой Рюрик сел сначала в Ладоге и лишь по смерти братьев, вокняжившихся в Изборске и Белоозере, срубил город над Волховом, который прозвали Новгородом (ПСРЛ, т. 2, стб. 14) [90]. К 860-м гг., видимо, относится и формирование Тимеревского комплекса памятников в Верхнем Поволжье и сходных с ним, где очевидно присутствие скандинавских переселенцев (ср.: Дубов 1999; Леонтьев 1989; Янссон 1987; Седых 2007). Об этом свидетельствуют, в частности, клады восточных монет со скандинавскими граффити.

Существенно, что в 860-е гг. увеличивается приток восточной монеты в Восточную Европу и Скандинавию, что опять-таки связывают с призванием варяжских князей (руси) в Новгород (Потин 1970; Noonan 1994. С. 226 и др.), Швеция же начинает доминировать в восточной торговле (более 10 тысяч монет во второй половине IX в. — Noonan 1994. С. 226).

Не менее важны для понимания роли варягов — летописной руси во второй половине IX в. данные летописного предания. Уже говорилось (см. Петрухин 1995. С. 116 и сл.; и далее — глава 4), что прямо переносить летописные известия о власти варяжских князей в Белоозере и Изборске на исторические и археологические реалии второй половины IX в. (в духе романтической традиции XIX в.) рискованно. Но очевидно, что и Изборск (ср.: Седов 2007; Лопатин 2012), и Белоозеро (Захаров 2004; 2012), при всей малочисленности там скандинавских находок (в сравнении с Ладогой и Рюриковым Городищем), были форпостами словенской [91]и древнерусской колонизации в чудских и весских землях, и летописец конца XI в. не случайно сделал их столами легендарных братьев Рюрика (см. рис. 9, цв. вкл).

Не случайным было и распределение городов между мужами Рюрика: по смерти братьев князь раздал мужам «овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому БѢлоозеро. И по тѢмъ городомъ суть находници варязи, а перьвии насельници в НовѢгородѢ словѢне, въ Полотьски кривичи, в Ростов меря, в БѢлѢ-озерѢ весь, в МуромѢ мурома; и тѢми всѢми обладаша Рюрикъ» (ПВЛ. С. 13). Ростов, как и Верхнее Поволжье в целом, с первой половины IX в. входил в сферу интересов «находников», оставивших следы своего пребывания на Сарском городище. Во второй половине IX — начале Х в. рядом с Сарским существует «лагерь гостей» с дружинным инвентарем (Леонтьев 1996. С. 99–103; обращает на себя внимание находка здесь салтовской поясной гарнитуры, указывающей на контакты с Хазарией).