Ввиду такого положения дел, правительство решилось прибегнуть к энергическим мерам. Ла Моль и Коконна, с их сообщниками, были заключены (10 апреля) в тюрьму; та же судьба постигла и невинного Монморанси, явившегося в Венсен, несмотря на предостережения Тюренна, и непричастного к делу Коссе. У герцога и у короля Наваррского отняли шпаги и подвергли их домашнему аресту. Король нарядил суд под председательством Де Ту [1602] Весь процесс в полном виде помещен в 3-м томе «Mémoires de l’estât» и в кн.: Archives curieuses. T. VIII.
над заговорщиками, и Ла Моль, Коконна и их сообщники были призваны дать ответ. Они сознались во всем, приняли на себя всю вину. Пытка, которой подвергли их, вынудила у Ла Моля сознание; Коконна раскрыл все добровольно. Алансон, призванный к допросу, струсил и стал складывать вину на других. Лишь один король Наваррский явился смелым обличителем правительства на суд. Правительство узнало все планы заговорщиков, как и имена их. Имея многих из них в руках, оно думало запугать остальных страшною казнью над главными виновниками и навсегда отнять у Алансона смелость начинать предприятия во вред правительству.
Ла Моль и Коконна были признаны главными виновниками: их обвинили в государственной измене, в заговоре против короля с целью умертвить его при помощи магии. По решению Парламента они были присуждены к обезглавлению и четвертованию. Правительство казнило в их лице ту партию, которая угрожала ему в будущем большими опасностями и которая стремилась в союзе с гугенотами низвергнуть существующий порядок дел. 30 апреля 1574 г. обвиненных повели из башни Турнель на Гревскую площадь при громадном стечении народа, не перестававшего петь Salve Regina . Измученные, истерзанные пытками, полуживые взошли оба они на эшафот. Их убеждали вновь сознаться в своей вине, и они сознались в ней. Ла Моль стал на колени, и палач завязал ему глаза. Paladin de la cour не произнес ни слова, выдержал роль свою до конца. Топор палача снял ему сразу голову. Коконна подвергся той же участи; но, стоя на эшафоте, он взволнованный и бледный обратился к народу с речью. «Вы видите, что здесь творится, вскричал он: маленьких людей казнят, тогда как больших оставляют в покое». Затем он опустился на колени и сложил голову свою на плахе.
Правительство не достигло цели и здесь. Восстание все более и более усиливалось, а заключение в тюрьму заведомо невинного маршала Монморанси вызвало лишь еще большее неудовольствие в среде знати, и Данвиль еще решительнее стал склоняться в пользу гугенотов. Преследование Тюренна повело к тому же, если еще не к худшему результату. Он бежал в Овернь, сначала в замок Жоз, а потом в Тюреннь, и стал во главе восстания [1603] Mémoires de duc de Bouillon // Collection Michaud. T. XI. P. 21 ff.; Imberdis A. Histoire des guerres religieuses en Auvergne… P. 153 ff.
. Его обширные связи, роль, которую он играл в этом крае, давали ему возможность найти многочисленных приверженцев, и правительство встретилось еще с одним затруднением, ему пришлось бороться еще с новою силою. Такой же успех имело и приказание, данное Алансону и королю Наваррскому, написать по манифесту, с целью оправдать их поведение, выставить их верными слугами короля [1604] Оба манифеста помещены в кн.: Mémoires de l’estât. T. III; La Popelinière H. L.-V. L'Histoire de France… T. II.
. Манифесты были написаны и разосланы; оба принца отреклись от участия в заговоре, объявили лжецами всех тех, кто обвиняет их в нем. Но манифестам не поверил никто; все знали цену подобных заявлений.
Правительству пришлось прибегнуть к решительному средству. Три армии были наскоро сформированы, чтобы идти на гугенотов. Одной, под предводительством губернатора Нормандии Матиньона, приказано было действовать в Нормандии, против Монгомери; другая, под начальством герцога Монпансье, была направлена в западные провинции, против Лану; наконец, третья, под командою Франсуа де Бурбона, дофина Овернского, должна была действовать в Дофине и Лангедоке. Но из этих армий лишь одна армия Матиньона походила на армию, — армия Монпансье представляла разношерстный сброд, а южная армия еще только формировалась. Кроме того, были посланы эмиссары в Рошель. Строцци, Пинару и Бирону приказано было вступить в переговоры с жителями, отклонить их от союза с Лану. Екатерина Медичи не без основания рассчитывала на возможность реакции в среде «богатой и скупой» буржуазии, монархические чувства которой были сильны. Высылка против Рошели армии служила сильным аргументом для партии монархистов, а она могла, кроме того, успешно сеять раздоры между «рьяными» и знатью, взаимное недоверие которых было только на время заглушено, но не убито. Но Лану удалось разрушить все вредные для гугенотов замыслы.
Читать дальше