Юлий Циркин - От Ханаана до Карфагена

Если рассматривать Сидон как Южную Финикию, а сидонцев как ее жителей, то легче понять то различие между сидонцами и финикийцами, которое, как мы видели, засвидетельствовано в поэмах Гомера. В греческих текстах II тысячелетия до н. э. финикийцы упоминаются, а упоминаний о сидонянах пока не найдено. Но греки в то время явно были знакомы не только с Библом, но с Сидоном и Тиром, что, в частности, доказывают лингвистические данные (Шифман, 1963, 13–14). Вероятно, греки различали жителей Северной Финикии, которую они называли Финикией, и Южной, именуемой Сидоном. Порой считают, что первоначально греки именовали финикийцами все народы сиро-палестинского региона (Леванта) без особого их различения. Позже (самое раннее — в трудах Гекатея) это название стали относить именно к финикийцам (Mazza, 1995, 79). Думается, что дело обстояло наоборот. С микенских времен греки называли финикийцами только жителей Северной Финикии (приблизительно район Библа) и лишь вследствие более основательного знакомства с ними после создания своих поселений на восточном берегу Средиземного моря поняли этническое единство всей Финикии и распространили это название на всю страну, оставив термин «сидоняне» для поэзии (порой и историки использовали его для обозначения финикийцев вообще).

Итак, можно говорить, что сами финикийцы считали себя ханаанеями. Часть их египтяне называли fenkhu , откуда и греки заимствовали название «финикийцы», уже много позже создав их эпонима Финика (Феникса). Первоначально греки применяли это название только к северной части Финикии. Южная ее часть, как думается, именовалась Сидоном, как ее называли и греки, и азиатские соседи финикийцев.

Территория будущей Финикии была заселена людьми давно. «Неолитическая революция», приведшая к появлению оседлого земледелия и гончарного ремесла (Childe, 1959, 71—107), имела в своем ареале западную часть «Плодородного полумесяца», но сомнительно, входила ли туда с самого начала приморская полоса между Ливаном и морем. Видимо, лишь на более поздней стадии неолита, около 6000 г. до н. э., здесь происходят важные изменения, приведшие, в частности, к появлению протогородских поселений, одним из которых был Библ (Бернхардт, 1982, 15–16; Дьяконов и др., 202; Muller-Кагре, 1968, 79–85, 428–429; Parrot, Chehab, Moscati, 1975, 26). Вероятнее всего, это были не финикийские и не семитские поселения. С появлением финикийцев, по-видимому, ОКОЛО 3000 г. до н. э., это население было вытеснено в горные районы Ливана, где еще долго сохраняло традиции медного века (Seyrig, 1953, 37–49).

С тем, что финикийцы не были автохтонами, современные исследователи в принципе согласны (Kissfeldt, 1941, 353; Harden, 1980, 19) — В связи с этим встает вопрос, имеющий два аспекта: происхождение народа (этногенез) и происхождение цивилизации. Подобное мы наблюдаем и при изучении этрусков. После споров об их происхождении, идущих уже более 200 лет, М. Паллоттино выдвинул идею рассматривать этрусскую проблему под другим углом зрения: не происхождение народа (что невозможно решить при нынешнем уровне знаний), а формирование этрусской цивилизации на италийской почве, независимо от того, откуда появились либо вообще пришли в Италию предки этрусков (Pallottino, 1963, 111–117). В работе, посвященной доримской Италии, тот же ученый пишет, что изучение начала истории древней Италии не ограничивается проблемой происхождения ее народов, а содержит исследование таких аспектов, как социальная и политическая организация, формы поселения, производство и обеспечение жизни, религия, менталитет, вкусы, культурные и другие традиции (Pallottino, 1987, 41). Однако состояние изучения финикийцев и этрусков различно. В отличие от этрусской проблемы — известны язык финикийцев, его место среди других языков (хотя еще ведутся споры о тех или иных деталях), предания об их прародине в кратком изложении греко-римских авторов. Даже если происхождение финикийцев некоторые исследователи считают псевдотемой (Mazza, 1995, 79–80), игнорировать проблему этногенеза финикийцев едва ли следует.

Геродот дважды (1, 1; VII, 89) говорит о происхождении финикийцев, выводя их из района Эритрейского моря, откуда они и пришли к берегам Средиземного моря, причем второй раз он ссылается непосредственно на самих финикийцев: «как говорят они сами» (ως αυτοι λεγουσι). Известно, что Геродот побывал в Тире, где разговаривал с местными жрецами, и те рассказывали ему о древности города и храма (Her. II, 44), так что в воспроизведении им местной традиции нет ничего удивительного. В первом случае историк ссылается на персов. Персы, под властью которых в то время находилась Финикия, вполне могли знать финикийские предания, а сам Геродот в своем повествовании о персах использовал довольно надежные источники (Дандамаев, Луконин, 1980, 26–27). Юстин (XVIII, 3, 2–4) также пишет о прибытии на побережье Средиземного моря финикийцев, покинувших из-за землетрясения свою прежнюю родину. Известно, что Юстин (точнее — Помпей Трог, произведение которого Юстин сокращал) при рассказе о различных народах старался, где только возможно, использовать местную традицию (Циркин, 1987, 199–200), так что неудивительно, если и в рассказе о переселении финикийцев к берегам Средиземного моря историк использовал финикийские источники.