Поль Крюи - Охотники за микробами. Борьба за жизнь

Этот ученый с головой ушел в изучение техасской лихорадки и ни разу не подумал о клеще. Многочисленные исследователи с важностью резали коровьи трупы и находили в них всевозможных бацилл (но ни разу не видели клеща).

— Она распространяется пометом! — заявлял один.

— Нет, ошибаетесь, не пометом, а слюной! — говорил другой.

Теорий было столько же, сколько ученых. А скот продолжал гибнуть.

И вот в 1888 году доктор Сэлмон дал Теобальду Смиту в помощники Кильборна, а в уборщики Александра и, не упоминая ничего о клещах, предложил всему штату заняться вопросом о техасской лихорадке.

— Ищите микроба! — сказал он Смиту.

В этом году они получили для исследования только четыре печени и четыре селезенки от коров, пораженных техасской лихорадкой; упакованные в ведра со льдом, эти печени и селезенки прибыли к Смиту на раскаленный чердак из Виргинии и Мэриленда. Теобальд Смит в достаточной степени обладал тем, чего не хватало ученым очковтирателям и плутоватым ветеринарам, — он обладал хорошим нюхом. Он тщательно и всесторонне обследовал первый экземпляр селезенки; он искал микробов и нашел их целый зверинец!

Тогда он понюхал кусок селезенки и сморщил нос: она воняла. Она была протухшей.

Он немедленно написал письмо скотоводам, прося их извлекать внутренности из животных тотчас же после смерти, быстро упаковывать их в лед и как можно скорее доставлять в лабораторию. Это было сделано, и в следующем экземпляре селезенки он уже совсем не нашел микробов, но обнаружил огромное количество распавшихся красных кровяных шариков.

«Они выглядят разрушенными», — подумал он про себя. Но микробов никаких не нашел.

Смит чувствовал, что сидеть в лаборатории, хотя бы с целой армией морских свинок и батареей изящных шприцев, и пялить глаза на вонючие селезенки — в этом не было большого смысла. Экспериментатор должен изучать болезнь в натуре; он должен видеть последние судорожные подергивания издыхающего животного — нужно быть ближе к природе! Он уже стал готовиться к лету 1889 года, когда однажды Кильборн рассказал ему о смехотворной теории фермеров насчет клещей.

Он моментально навострил уши. «Так думают фермеры? Люди, теряющие свои стада, наблюдающие ближе всех техасскую лихорадку? Это интересно!»

Несмотря на то, что Теобальд Смит родился в городе, он любил вдыхать запах свежего сена и смотреть на коричневые борозды свежевспаханных полей. Он всегда чувствовал что-то мудрое, дышащее правдой в коротких, сжатых замечаниях фермеров о погоде или хлебах.

Смит тонко изучил великую премудрость математики; люди земли ничего этого не знали. Он чувствовал себя как дома, среди сверкающих залов хорошо оборудованных лабораторий с их микроскопами, шприцами и таблицами; он был напичкан той софистической мудростью, которая смеется над ходячими поговорками и мужицкими приметами. Но, несмотря на свою ученость, Теобальд Смит (и это было самой удивительной его чертой!) никогда не отождествлял блестящих лабораторий и сложных аппаратов с ясным мышлением и всегда относился несколько недоверчиво к тому, что вычитывал из книг или видел в своих микроскопах. В то же время он испытывал какое-то безотчетное чувство доверия, когда простой крестьянин вынимал из своих (может быть, нечищеных) зубов глиняную трубочку и изрекал что-нибудь вроде того, что «апрель с дождями, май с цветами».

Он внимательно прислушивался к болтовне Кильборна по поводу «идиотской» теории о клещах; Кильборн говорил, что скотоводы западных штатов тоже толкуют об этих клещах.

«У этих немудрящих людей, — рассуждал Смит, — здоровые, крепкие головы. Они насквозь пропитаны запахом своих бычков и телят, они составляют с ними как бы одно целое. И, должно быть, не одну бессонную ночь они провели в размышлениях об этой страшной болезни, которая превращала в воду кровь их скота, вырывая последний кусок хлеба изо рта у их детей. Они сами и хоронили своих погибших животных. И эти злополучные, умудренные опытом фермеры в один голос говорили:

— Нет клещей — нет и техасской лихорадки!»

Теобальд Смит решил послушать фермеров. Он хотел видеть болезнь так же близко, как наблюдали ее скотоводы. Это был новый вид охоты за микробами — идти за природой, изучая ее лишь с помощью маленьких фокусов.

Наступило лето 1889 года; дни становились жаркими. В прошлом году скотоводы горько жаловались на свои потери. Нужно было что-то делать — это стало ясно даже правительству. Департамент земледелия отпустил хорошую субсидию, и директор, доктор Сэлмон, дал знак начинать работу; к счастью, он так мало понимал в исследовательской работе, что его руководство никогда ни в чем не стесняло Смита.