Леонид Млечин - До и после смерти Сталина

— Следователь брал историю болезни, например, председателя комиссии партийного контроля Андреева. Ну какой из следователя специалист в области уха, горла, носа? Андрееву, у которого сильно болело ухо, давали небольшую дозу опиума, чтобы смягчить боль. Так следователь приписал лечащему врачу, что тот приучал члена политбюро к опиуму и тем самым доводил до сумасшествия.

Сталин был недоволен неумелостью следователей. К удивлению Игнатьева злобно матерился:

— Я не проситель у МГБ. Я могу и потребовать, и в морду дать, если вами не будут исполняться мои требования…Мы вас разгоним, как баранов… Если не вскроете террористов, американских агентов среди врачей, то будете там же, где и Абакумов…

В августе 1952 года к Игнатьеву пришел Рюмин. Он раскопал историю с Тимашук. Письмо достали из архива. Ее пригласили в следственную часть по особо важным делам Министерства государственной безопасности и попросили подробно описать обстоятельства смерти Жданова.

В конце августа Сталин вызвал Игнатьева на ближнюю дачу. Вождь пребывал в дурном настроении:

— Чекисты разучились работать, ожирели, растеряли и забыли традиции ЧК времен Дзержинского. Чекисты оторвались от партии, хотят встать над партией…

Но в тот день Игнатьеву было, чем порадовать Сталина. История с Тимашук ему понравилась. Вот она, реальная история умерщвления члена политбюро врачами-преступниками! Спросил, кто проявил инициативу.

— Рюмин и его работники, — ответил министр.

— Я все время говорю, что Рюмин — честный человек и коммунист, — воодушевился вождь, — Он помог ЦК вскрыть серьезные преступления в МГБ. Но он, бедняга, не находит среди вас поддержки, и это потому, что я назначил его вопреки вашему возражению. Рюмин — молодец, и я требую, чтобы вы прислушались к нему и приблизили его. Имейте в виду — старым работникам МГБ я не очень доверяю.

«Лечение тов. Щербакова, — докладывал Игнатьев, — велось рассчитано преступно… Лечение товарища Жданова велось так же преступно… Вражеская группа, действовавшая в Лечсанупре Кремля, стремилась при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь».

Вскоре Тимашук испытает миг счастья. 20 января 1953 года ее пригласит к себе в Кремль секретарь ЦК Георгий Маленков и от имени товарища Сталина и советского правительства поблагодарит за бдительность. На следующий день в газетах будет опубликован указ президиума Верховного Совета СССР: «За помощь, оказанную Правительству в деле разоблачения врачей-убийц, наградить врача Тимашук Лидию Феодосьевну орденом Ленина». Почти до самой смерти Сталина все газеты будут писать о враче-патриоте. В один день она станет самым популярным человеком в стране.

Сталин приказал арестовать начальника Лечсанупра Кремля профессора Егорова. Как только его взяли, спросил:

— Надели ему кандалы?

Услышав, что профессор не в наручниках, разразился злобной тирадой:

— Вы политические слепцы, а не чекисты. С врагами нигде так не поступают, как поступаете вы. Вы ни черта не понимаете в чекистском деле, а в следствии в особенности.

Он требовал бить арестованных, чтобы они во всем признались.

«Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников, — доложили Сталину. — К Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия, усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками».

Один из следователей докладывал в ЦК:

«Коган и Вовси показывали, что они делали ставку на физическое устранение товарищей Сталина и Маленкова. Только лишь в конце декабря 1952 года по указанию министра госбезопасности тов. Игнатьева, основывавшегося на указании ЦК КПСС, к некоторым из арестованных врачей были применены меры физического воздействия. Тов. Игнатьев дал указание о применении этой меры, исходя из того, что врачи-террористы не могли действовать по собственному почину, а обязательно должны быть связаны с иностранными разведками».

В самый напряженный момент министр госбезопасности Игнатьев свалился. Это понятно: он попал в такую мясорубку, что и здоровое сердце не выдержит. Его заместитель Гоглидзе вспоминал, что министр той осенью находился «в крайне подавленном состоянии».

Сталин рассчитывал, что найдет в его лице второго Ежова, который в тридцатые годы сам ходил по камерам, допрашивал арестованных и бил их. Вождь ценил именно таких.