Станислав Кузьмин - ГУЛАГ без ретуши

Осудив заложенные в Исправительно-трудовом кодексе РСФСР 1924 года такие наиболее важные принципы, как индивидуальный подход к преступнику, прогрессивная система исполнения наказаний, сформулированная задача исправления и т. д., он дал ему отрицательную оценку как якобы построенному не на марксистских принципах. В докладе отрицались возможность перевоспитания осуждённых и право на существование исправительно-трудовой педагогики и психологии. Доклад вызвал острейшую дискуссию, и, хотя его основные положения не нашли поддержки у выступавших, тем не менее в принятой резолюции осуждалась предшествовавшая исправительно-трудовая политика.

Фактически принятая резолюция во многом отходила от основополагающих принципов, сформулированных ещё Лениным.

Выступала в качестве тюремного теоретика и жена Г.Г. Ягоды — Ида Авербах, племянница Я.М. Свердлова. Но, изучая ГУЛАГ, видела она всё не так, как было на самом деле. И вовсе не рабочие и крестьяне, случайно попавшие на гулаговский материк, перековывали контрреволюционеров и преступников-профессионалов. Наоборот, классово чуждые элементы из числа судимых по пятьдесят восьмой статье обкрадывали их труд на производстве, а уголовники-рецидивисты отбирали заработанную каторжным трудом пайку и всё, что приглянулось из личных пещей. И. Авербах принадлежали восторженные дифирамбы о проводимой в лагерях коллективизации посредством создания трудовых коллективов, в которые не допускались контрики и священнослужители, а также раскулаченные.

Успехи ОГПУ в перековке всех и вся нуждались в широкой рекламе. И поплыла по только что открытому Беломоро-Балтийскому каналу имени Сталина (имя присвоено по инициативе Менжинского и Ягоды) большая компания литераторов и журналистов. По пути на остановках встречали их лагерные чины с оркестрами, с хлебом и солью. Заодно вручали журнальные и газетные подшивки с очерками, зарисовками и стихотворениями заключённых — писателей и поэтов, талант которых начал «развиваться» и смог «расцвести» только на благодатной почве вдоль берегов канала и только под руководством чекистов.

После возвращения из поездки лучшие литературные силы были брошены на создание в сжатые сроки первого монументального труда о героях Белбалтлага. Вскоре вручили «отцу народов» великолепное издание в сафьяновом переплёте. На обложке красовался бронзовый барельеф И.В. Сталина. Разбежался мгновенно тираж по коридорам ГУЛАГа и ОГПУ, по кабинетам высокопоставленных партийно-советских чиновников. Впоследствии книга вместе со многими из её авторов была арестована, и до самой своей реабилитации в 1989 году не прикасались к её страницам читатели.

И.В. Сталину вручил книгу Г.Г. Ягода. Читать фундаментальный труд вождь не стал, но не преминул полистать. Усмехнулся, когда попались на глаза страницы о величайшем эксперименте по перековке профессиональных преступников, бывших кулаков и священнослужителей. О тех, кто отбывал наказание за бытовые преступления, в книге говорилось значительно меньше. Эта категория преступников мало интересовала писателей и журналистов. Главное содержание книги всё же составляла тема перековки уголовников. Несколько больше писалось о бывших вредителях, занимавших различные административно-технические должности в лагерях. Почти не уделялось внимания кулакам, хотя их на Беломорканале было не меньше, чем уголовников. Перековка осуждённых преподносилась как нечто крупномасштабное в стране и в оптимистических тонах. Особый упор делался на то, что в сознании преступников происходят крупные сдвиги, что они осознают своё преступное прошлое, становятся на путь новой жизни. Старые грехи им прощались, а за активное участие в трудовых процессах они освобождались досрочно. Некоторым выдавались путёвки для поступления в высшие и средние учебные заведения, некоторые награждались орденами. Шумиха в центральных газетах и журналах вокруг строительства канала, описание жизни и быта заключённых в розовых красках приводили к тому, что под воздействием средств массовой информации у трудящихся складывалось впечатление, что лагеря чуть ли не кузница ударников и стахановцев, шутя сворачивающих горы. Условия жизни там таковы, что многим свободным гражданам далеко до этого. Тем самым стиралось устрашающее воздействие исправительно-трудовых лагерей как места отбывания наказания.

Вслед за этой книгой началась эпопея восхваления гулаговской перековки. Фирин тотчас тиснул в «Партиздате» книжицу, небольшую по объёму, назвав её «Итоги Беломорстроя». Долго находилась она в спецхране и теперь реабилитирована вместе с автором. При желании можно прочесть.