Реза Аслан - Нет бога, кроме Бога. Истоки, эволюция и будущее ислама

Почти каждый пятый человек в мире – мусульманин, и мало кто разделяет такую интерпретацию джихада. Этой доктриной манипулируют для оправдания личных предрассудков и политических идеологий, но джихад не представляет собой ни общепризнанную, ни единогласно определенную концепцию в мусульманском мире.

Правдиво утверждение, что борьба против несправедливости и тирании – это обязанность, возложенная на всех мусульман. В конце концов, если бы не было никого, кто мог бы противостоять деспотам и тиранам, тогда, как утверждает Коран, «скиты, и церкви, и места молитвы, и места поклонения, в которых поминается имя Аллаха, были бы разрушены» (22:40). Но тем не менее кораническое видение джихада может трактоваться исключительно как защитный ответ на угнетение и несправедливость и только в пределах четких правил этического поведения в битве. Ибо если, как утверждает политический теоретик Майкл Уолтцер, определяющий фактор «справедливой войны» – это установление конкретных правил, охватывающих как jus in bello [14] Право ведения войны ( лат. ). , так и jus ad bellum [15] Право вступления в войну ( лат. ). , то нет лучшего способа описать доктрину Мухаммада о джихаде, кроме как представить ее древнеарабской теорией «справедливой войны».

Битва при Бадре в 624 г. стала первой возможностью для Мухаммада реализовать эту теорию джихада на практике. По мере того как шли дни, а две армии постепенно, дюйм за дюймом, продвигались ближе друг к другу, Мухаммад отказывался наступать прежде, чем его войско атакуют. Даже когда военные действия начались – в традиционной арабской манере с рукопашного боя между двумя-тремя воинами с обеих сторон, по завершении которого поле очищалось, а затем следующие бойцы избирались для сражения, – Мухаммад оставался стоять на коленях, ожидая послания от Аллаха. Наконец Абу Бакр, который не выдержал нерешительности Пророка, заставил его подняться и вступить в битву, которая, несмотря на нежелание Мухаммада, уже началась.

«О Пророк Аллаха, – сказал Абу Бакр, – не взывай так к своему Господу; ибо Бог непременно выполнит то, что Он обещал тебе».

Мухаммад согласился. Поднявшись с колен, он наконец призвал небольшую группу своих последователей довериться Богу и двинуться навстречу врагу.

Последовала жестокая схватка, которую итальянский историк Франческо Габриели назвал «большой перепалкой». Может быть, это была перепалка, но, когда бой прекратился и поле очистили от тел, не было никакого сомнения относительно того, кто оказался победителем. Поразительно, но Мухаммад потерял только дюжину своих людей, в то время как курайшиты были совершенно разбиты. Новости о победе Пророка над самым крупным и могущественным племенем Аравии достигли Ятриба задолго до того, как туда добрались сами победители. Умма ликовала. Битва при Бадре доказала, что Господь благословил Посланника. Стали распространяться слухи о том, что ангелы спустились на боле битвы, чтобы умертвить врагов Мухаммада. После Бадра Мухаммад не был более просто шейхом или хакамом, он и его последователи теперь являли собой новую политическую власть в Хиджазе. А Ятриб отныне был не просто агрокультурным оазисом, но и центром этой власти: городом Пророка, Мединой.

Битва при Бадре, по существу, привела к появлению двух противоположных групп в Аравии: тех, кто благосклонно относился к Мухаммаду, и тех, кто оставался преданным курайшитам. Стороны были выбраны. Представители кланов со всего полуострова наводнили Медину, чтобы стать союзниками Мухаммада, в то время как потоки курайшитских лоялистов стремительно покидали город с целью вернуться в Мекку. Интересно, что многие из числа этих лоялистов были ханифами, которые отказались примкнуть к движению Мухаммада, несмотря на свою связь с «религией Ибрахима», в первую очередь потому, что ханифизм требовал верности Каабе и ее хранителям – курайшитам.

Однако ни «обратная миграция» из Медины в Мекку, ни дезертирство ханифов не беспокоило Мухаммада. Он был озабочен гораздо более важным вопросом: в Медине есть предатель. Кто-то, кто сообщил курайшитам о планируемом налете на караван. И хотя вариантов было много, подозрения Мухаммада сразу пали на Бану Кайнука, один из крупнейших и самых богатых еврейских кланов в оазисе, и он осаждал укрепления этого клана пятнадцать дней, пока Кайнука наконец не сдался.

Опасения Мухаммада о предательстве Бану Кайнука не могли быть необоснованными. Большинство еврейских кланов в Медине имели жизненно важные коммерческие связи с курайшитами и не хотели принимать участие в войне между двумя городами, которая, как они полагали, станет затяжной. Присутствие Мухаммада в оазисе уже привело к некоторым финансовым трудностям. Политический союз между арабскими племенами и набирающим силу движением Мухаммада решительно подтачивал власть и авторитет еврейских кланов Медины. Бану Кайнука терпел особый урон в связи с решением Пророка об отмене рыночных пошлин, что привело к искоренению экономической монополии клана в Медине и значительно сократило его богатство. Война с Меккой только бы усугубила ситуацию еврейских кланов Медины, навсегда разрубив их экономические связи с курайшитами, которые были первичными потребителями поставляемых ими фиников, вина и оружия. Несмотря на победу при Бадре, по-прежнему не было причины верить в то, что Мухаммад сможет наконец одолеть курайшитов. В конце концов жители Мекки перегруппируются и вернутся, чтобы победить Пророка. И когда это произойдет, еврейские кланы должны будут абсолютно открыто присягнуть на верность курайшитам.