Реза Аслан - Нет бога, кроме Бога. Истоки, эволюция и будущее ислама

Если демократия должна иметь шанс во многих государствах, где большинство населения составляют мусульмане, религиозные фракции следует поощрять к участию в политическом процессе. Правда, есть и такие организации, которые не заинтересованы в создании чего-либо иного, кроме гнетущей архаичной теократии и которые преследуют свои религиозно-политические цели посредством насаждения насилия и террора. Им следует противостоять всеми необходимыми мерами. Но когда даже легитимная религиозная оппозиция подавляется или объявляется вне закона, это ведет к неблагоприятным последствиям, а именно к радикализации. Это то, что произошло в Иране, когда шах подавил всю клерикальную оппозицию, противостоящую его деспотическому правлению, только чтобы увидеть, как она радикализируется в совершенно новый бренд революционного шиизма, который в конечном итоге скинул его с трона и превратил Иран в Исламскую Республику.

Никто не сомневается в потенциальной опасности, которую несет с собой решение, позволяющее религиозным консервативным группам участвовать в политической жизни. И конечно, проблемы могут возникнуть, когда религия играет особую роль в государстве; всегда будут группы, стремящиеся использовать собственную интерпретацию религии для продвижения своих социальных и политических программ, хотя это справедливо для всех демократий, особенно для Америки. Однако настоящая опасность заключается в удушении политических амбиций таких групп. Из тех случаев, когда законная исламистская оппозиция была подавлена, воинствующие группы и религиозные экстремисты извлекали пользу. Возьмем случай с Алжиром, где возникновение ультранасильственной джихадистской организации «Аль-Гамаа аль-Исламия» («Вооруженная исламская группа»; ВИГ [34] Признана террористической и запрещена на территории Российской Федерации. – Прим. ред. ) стало прямым результатом решения алжирских военных запретить участие в политической жизни более умеренных и уступчивых исламистов. И наоборот, там, где умеренные исламистские партии были допущены к участию в политике и работе правительства, народная поддержка более экстремистских групп уменьшилась. В Турции, например, политический успех «Партии справедливости и развития» (ПСР) привел к краху радикальных религиозных группировок. Простой факт заключается в том, что демократия не может укорениться на Ближнем Востоке без участия тех умеренных исламистов, которые готовы играть по правилам, сложив оружие и собирая бюллетени.

В конечном счете исламская демократия должна заботиться не о примирении народного и божественного суверенитета, а о примирении «удовлетворения людей с одобрением Бога», цитируя Абдолкарима Соруша. И если между двумя этими составляющими есть конфликт, то должно быть такое толкование ислама, которое подчиняется реальности демократии, а не наоборот. Так было всегда. С того самого момента, когда Бог сказал первое слово откровения Мухаммаду («Читай!»), история ислама находится в постоянном развитии, поскольку толкование Корана меняется под воздействием социальных, культурных и политических факторов. Теперь она должна перейти на новый виток, поскольку борьба за исламскую демократию – это всего лишь один фронт во всемирной битве, происходящей в исламе, между теми, кто стремится примирить веру и традиции с реалиями современного мира, и теми, кто реагирует на эти реалии, возвращаясь – иногда жестоко – к «основам» своей веры.

Принимая во внимание трагедию 11 сентября и последующие террористические акты во всем мире, концепцию столкновения цивилизаций, завладевшую умами людей, и реальность, лежащую в основе этого конфликта, вопиющую религиозную риторику, резонирующую во всех залах правительств, происходящее сегодня в исламе – это все же внутренний конфликт между мусульманами, а не внешняя битва между исламом и Западом. Запад – наблюдатель, неосторожная, причастная жертва соперничества, которое бушует в исламе среди тех, кто напишет следующую главу в его истории.

Все мировые религии сталкиваются с этими проблемами. Стоит только вспомнить разрушительную Тридцатилетнюю войну в Европе (1618–1648) между силами протестантского союза и силами Католической лиги, чтобы признать жестокость, с которой в христианской истории велись межрелигиозные конфликты. Во многом Тридцатилетняя война обозначила конец христианской Реформации: возможно, это классический спор о том, кто будет решать будущее веры. После этой ужасной войны, в ходе которой погибла почти половина населения Германии, последовало постепенное развитие христианского богословия от доктринального абсолютизма дореформационной эпохи к доктринальному плюрализму начала Нового времени и в конечном счете к доктринальному релятивизму эпохи Просвещения. Эта выдающаяся эволюция в христианстве с момента его начала до его Реформации растянулась на пятнадцать веков.