Яков Гордин - Мятеж реформаторов - 14 декабря 1825 года

И теперь, когда стало ясно, что все идет не по его плану, что гвардия выходит из-под контроля и каждая минута усугубляет этот разрыв между его замыслами и реальностью, он решил отчаянно сыграть еще раз и переломить судьбу.

Взяв лошадь у Бахметева, приказав Башуцкому следовать за ним, Милорадович поскакал к площади.

«У выезда из Конногвардейской улицы близ манежа, — рассказывает Башуцкий, — А. Ф. Орлов, нагнав графа, просил его обождать одну минуту, уверяя, что полк тотчас готов, и напоминая, что ему предоставлена была честь сопровождать графа. „Нет, нет, — отвечал он ему запальчиво, — нет, я не хочу вашего (грубое ругательство) полка! Да я и не хочу, чтоб этот день был запятнан кровью… я кончу один это дело!..“»

Было начало первого. Московцы больше часа стояли у Сената.

Первые двадцать — тридцать минут заняло построение каре. Оболенский, Пущин, Рылеев и Каховский присоединились к своим товарищам, когда каре уже было построено.

В это время, как и позже, наибольшую активность проявили те декабристы, которые не участвовали в выводе войск из казарм. Эта акция требовала такого колоссального напряжения душевных и физических сил, что значительная часть ресурсов оказывалась исчерпанной. Не нужно думать, что члены тайного общества легко увлекли за собой тысячи солдат. Как мы видели на примере Московского полка и как еще увидим, это был процесс мучительный, медленный. Требовалось огромное усилие, чтобы трансформировать солдатское недовольство в энергию целенаправленного действия, довести солдат до того уровня убежденности, когда открытое неповиновение высшим командирам казалось им естественным и законным. Для этого приходилось использовать концентрированную мощь внушения. Там, где у офице- ров-заговорщиков не хватало этой мощи, войска оставались в состоянии внутреннего сопротивления присяге, но открытого взрыва не происходило. Так было у измайловцев…

Когда в начале двенадцатого лидеры общества Рылеев, Оболенский, Пущин, Александр Бестужев собрались в московском каре, они, естественно, сразу стали думать о дальнейших действиях. Перед ними находился Сенат — фактически беззащитный. Но для того чтобы собрать сенаторов и «заставить Сенат подписать конституцию», надо было взять власть в столице. Надо было овладеть дворцом, арестовать Николая и обеспечить себе поддержку большинства полков.

Начать активные действия можно было бы с подходом мобильных войсковых частей и с появлением военных руководителей.

Понятно было, что неопределенная позиция Булатова и странное отсутствие Трубецкого еще больше усложняют и без того сложную обстановку, вызванную самоустранением Якубовича и развалом первоначального плана. И тем не менее те руководители общества, что были уже на площади, надеялись на появление Булатова с лейб-гренадерами и Гвардейского экипажа, надеялись, что Трубецкой придет и отдаст четкие приказания.

С противной стороны еще не появилось ни единого солдата. Этим надо было пользоваться. Реальное руководство в это время легло на Рылеева, Оболенского и Пущина.

Между одиннадцатью и двенадцатью часами было предпринято следующее — Пущин послал приехавшего Розена в Финляндский полк, послал Кюхельбекера искать Трубецкого, Рылеев с Репиным — на исходе двенадцатого часа — поспешили к финляндцам, на помощь Розену. То есть продолжался активный процесс собирания сил. До прихода подкреплений предпринять что-либо иное было невозможно.

После короткого появления Петра Бестужева стало ясно, что вот-вот должен подойти Гвардейский экипаж.

Площадь была вся уже заполнена народом.

В это время перед правым фасом каре, обращенным к строящемуся собору, появился Милорадович…

Чтобы подъехать к каре, ему надо было миновать цепь, выставленную восставшими. В следственном деле унтер-офицера Александра Луцкого сказано: «По приходе на Петровскую площадь он, Луцкий, был из колонны мятежников отряжен Александром Бестужевым для содержания цепи с строгим от него и Щепина-Ростовского приказанием, чтоб не впускать никого (на площадь. — Я. Г.), а против упорствующих стрелять, что на самом деле было исполняемо (!)…Собственно зависящие от него, Луцкого, действия были те, что исполнял он приказания упомянутых лиц, а когда подошел (явная ошибка: Милорадович был на коне. — Я- Г.) к нему граф Милорадович и сказал: „что ты, мальчишка, делаешь", то он, Луцкий, назвав графа Милорадовича изменником, спросил его: „куда девали шефа нашего полка?"»