Новый поворот в деле В. И. Иванова и В. Г. Языкова мог бы наступить в связи с тяжелой болезнью и кончиной 28 января 1725 года Петра Великого, что повлекло за собой обнародование трех амнистиционных указов. Первый из них издал 27 января 1725 года Правительствующий сенат, «дабы Господь Бог даровал его величеству от скорби исцеление» {773} 773 Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. 7. С. 409–410.
, второй — 30 января вступившая на престол императрица Екатерина I «для поминовения блаженныя и вечнодостойныя памяти его императорского величества», третий — 14 февраля вновь Сенат {774} 774 Там же. С. 411–412,419-420.
.
В этих указах предусматривалось освобождение от наказания всех осужденных военными и гражданскими судами за исключением тех, кто был изобличен в государственных преступлениях, умышленных убийствах и неоднократных разбоях. Поскольку В. И. Иванов и В, Г. Языков обвинялись в должностных преступлениях, их уголовное дело, исходя из смысла амнистиционных указов, могло быть прекращено. Этого, однако, не произошло.
Вместо этого в следственной канцелярии М. И. Бобрищева-Пушкина стали готовить по делу Василия Иванова и Василия Языкова «выписку» — обобщающий процессуальный документ, необходимый для передачи дела в суд. В «выписке» излагались основания для возбуждения уголовного дела, описывались предпринятые следственные действия и добытые доказательства. Подготовка «выписки», объем которой составил 63 листа {775} 775 См.: РГВИА. Ф. 8. Оп. 1. № 158. Л. 2—65. Часть «выписки» составлена в виде таблицы из трех граф: «В доношении Нестерова», «В ответах Языкова и Иванова» и «По справкам показано». (Там же. Л. 4—35 об.)
, была завершена к марту 1725 года. Из «выписки» явствует, что, несмотря на все предпринятые усилия, за четыре с лишним года следствию так и не удалось собрать никаких весомых доказательств вины В. И. Иванова и В. Г. Языкова. Обвиняемые изобличались по нескольким эпизодам лишь показаниями трех свидетелей (в первую очередь дьяка Ивана Ангелова), правдивость которых вызывала сомнения.
К примеру, исключительно на показаниях И. В. Ангелова строилось весьма серьезное обвинение В. И. Иванова и В. Г. Языкова в том, что они уничтожили («изодрали») подлинник ими же закрепленного именного указа от 11 января 1719 года о прекращении следствия по делу братьев Соловьевых, не раз уже упоминавшегося на страницах этой книги. Наличие такого указа оба офицера отрицали {776} 776 Там же. Л. 50–50 об.
.
Между тем, как явствует из сохранившейся подборки наиболее важных документов канцелярии Г. И. Кошелева — М. А. Матюшкина, 11 января 1719 года действительно состоялся указ Петра I (закрепленный единолично Василием Ивановым), касающийся Д. А., О. А. и Ф. А. Соловьевых. Вот только речь в указе шла не о прекращении уголовного преследования троих братьев, а о конфискации их имущества {777} 777 РГИА. Ф. 1329. On. 1. Кн. 27. Л. 173.
.
Из той же подборки документов известно, что братья и после января 1719 года продолжали находиться под стражей. 19 мая 1719 года последовал именной указ, закрепленный уже М. А. Матюшкиным, о переводе Соловьевых в Петропавловскую крепость {778} 778 Там же. Л. 308.
. Более того: в письме коменданту Я. X. Бахмеотову от 25 мая Михаил Матюшкин указал, чтобы Дмитрий, Осип и Федор Соловьевы содержались в строгой изоляции, исключающей их общение между собой {779} 779 Там же. Л. 311.
. Как-то не вяжется это с утверждением свидетеля И. В. Ангелова о царском повелении прекратить следствие по делу братьев.
Остается добавить, что упомянутая книга документации, несмотря на неоднократные запросы М. И. Бобрищева-Пушкина, так и не была ему предоставлена {780} 780 РГВИА. Ф. 8. Оп. 1.№ 91.Л. 89 об.
. Впрочем, в контексте ситуации удивляться этому не приходится.
3 марта 1725 года Василий Иванов и Василий Языков были вызваны в следственную канцелярию, где им предложили ознакомиться с «выпиской». Вновь проявив строптивость, оба заявили, что «выписки» «им смотреть не для чего» и, сославшись на недавние амнистиционные указы, потребовали освободить их из-под стражи {781} 781 Там же. № 158. Л. 66.
. Однако всего неделю спустя настрой одного из подследственных кардинально изменился.
11 марта 1725 года Василий Языков подал в следственную канцелярию собственноручно написанное заявление о признании всех выдвинутых против него обвинений. В этом документе (никак не озаглавленном, но далее в материалах дела обозначенном как «извинение») бывший следователь указал, что инкриминированные ему деяния («мое погрешение») были совершены «моим недознанием и безо всякой моей корысти». В заключительных строках «извинения» Василий Григорьевич «с прегорестными слезами» (!) обратился к императрице с просьбой о «милосерд[н]ом прощении» {782} 782 Там же. Л. 67.
.
Читать дальше