В Обердорле в течение нескольких столетий периодически приносили в жертву богам мясные части туш домашнего скота, головы и кости ног лошадей и коров как символ целого животного, сосуды с едой, продукты сельского хозяйства (лен, зерно), здесь же оставлялись собаки, расчлененные части тел людей и их черепа. Русанова подчеркивает, что такие площадки, вымощенные деревом и камнями или покрытые кучами камней, между которыми лежат жертвенные дары — сосуды, кости человека и животных, типичны для позднелатинского и раннеримского времени (II в. до н. э. — I в. н. э.) у континентальных германцев и в Дании.
Указание на человеческие жертвоприношения, адресованные подземно-подводному ящеру, Рыбаков усматривает в хороводной игре «Ящер» («Яша», «Ящур»), широко известной вплоть до конца XIX века в России, Белоруссии и на Украине. По его мнению, многие детские игры являются смягченной трансформацией древних языческих обрядов, а в данной игре представлен древнейший обряд умилостивления Ящера через жертвы, олицетворяемые незамужними девушками. Такое предположение хорошо согласуется с распространенным во всем мире змееборческим сюжетом, частью которого является мотив жертвоприношения девушки чудовищному змею или дракону, от которого она избавляется благодаря вмешательству героя. В волшебной сказке этот обряд представлен сюжетом похищения женского персонажа (царевны или невесты героя) Змеем Горынычем.
К циклу обрядов жертвенного умилостивления воды или подводно-подземных сил Рыбаков относит многочисленные и распространенные обряды «похорон» Костромы, Морены, или Купалы, во время которых куклу, одетую в девичью одежку, топят в воде.
Он полагает, что все вышеуказанные фрагменты и отголоски славянских архаических обрядов «сводятся в единый комплекс», связанный с ритуальным умилостивлением божеств подземного мира, влияющего на плодородие, путем принесения жертв, бросаемых в воду. В этот комплекс Рыбаков включает аналогичные обрядовые практики, существовавшие и у античных греков: «Обряды, связанные с «метанием в воду» жертв божеству подводно-подземного мира, непосредственно связанного с плодородием почвы, а, следовательно, и с урожаем, проводились в середине лета на Семик [24] Семик (Русалчин Велик день, Троица умерших) — восточнославянский праздник весенне-летнего календарного периода, отмечающийся на седьмой четверг после Пасхи, за три дня до Троицы.
, на Купалу, когда хлеба начинали колоситься, и окончательный хозяйственный результат сезона еще не был ясен. У древних греков в середине лета топили в море со скалы две жертвы — мужчину и женщину. <���…> Во временных трансформациях обряда кукла Костромы или Купалы заменила собою не божество Кострому или Купалу (правы исследователи, отрицающие существование представлений о таких богинях), а жертву, человеческую жертву, приносимую в благодарение этим природным силам и их символам. А жертва приносилась не самим этим силам сезонного действия, а постоянно существующему повелителю всех подземно-подводных сил, содействующих плодородию, т. е. Ящеру, Аиду, Посейдону. Проводился этот обряд у греков в месяц таргелион среди лета, а у славян на Купалу (23 июня) или на Петров день (29 июня). Сквозь смягченную форму позднейшей театрализации и игровой условности можно разглядеть жестокую первичную форму первобытного обряда».
Один из первых крупных российских теоретиков лингвистики, языковед и литературовед А. А. Потебня (1835–1891) в своем исследовании о купальском празднестве приводит полный трагизма плач матери по утонувшей (в древности — утопленной) девушке: «Люди, не берите воду, не ловите рыбу, не косите травы на излучинах реки — это красота моей дочери, это ее тело, ее коса…» Пелась эта песня тогда, когда проводился обряд утопления Купалы.
Более поздние следы славянского культа ящера отчетливо прослеживаются в новгородской земле. С этими местами связана легенда о сыне Словена Волхве (Волхе), превращавшемся в крокодила («коркодела»), известная по летописным записям XVII в. Предание о Волхе-крокодиле содержится в «Повести о Словене и Русе», вошедшей в «Новгородский летописец» — начальную часть патриаршего летописного свода («Сказании о начале Руския земли и создании Новаграда и откуда влечашася род словенских князей») со второй половины XVII в.
В «Мазуринском летописце» Иосифа Сназина («Книга, глаголемая летописец великия земли Росиския, великого языка словенского, от коле и в кои лета начаша княжити», 31 том Полного собрания русских летописей) это предание изложено следующим образом: «Великий князь Словен поставил град Словенск, ныне называемый Великий Новгород. С того времени новопришельцы скифы начали называться словенами, и реку, в озеро Ильмень впадающую, назвали по имени жены Словена Шелони. Именем же его младшего сына Волховца назвали Оборотную протоку, которая истекает из Волхова и ниже впадает в него вновь. Больший же сын Словена был бесоугодник и чародей и своими бесовскими ухищрениями превращался в лютого зверя крокодила, залегал в реке Волхов путь водный и непокоряющихся ему которых пожирал, которых опрокидывал и топил».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу