Олег Будницкий - «Права человека и империи» - В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг.

Я не знаю адреса K.P. Кровопускова. Не будете ли Вы добры передать ему прилагаемое письмо?

Татьяна Марковна и я шлем самый сердечный привет и лучшие пожелания Вам и Марье Алексеевне. Надеюсь, Вы здоровы.

Ваш М. Алданов

Машинопись. Подлинник.

HIA.2-14.

В.А. Маклаков — M.A. Алданову, 25 мая 1948

25 Мая [1948 {445}]

Дорогой Марк Александрович!

Получил вчера пачку «Нового Русского Слова» и прочел Ваш рассказ {446}. И хочется Вам сказать, как бесконечно полезно то, что Вы делаете. Вам это дано — показывать живых людей, каковы они на деле. А именно поэтому, когда Вы говорите о людях известных — Черчилле, Сталине — в уме остается сомнение, таковы ли они на самом деле. Здесь мало показывать, здесь надо доказывать, т. е. начать рассуждения с ссылками и цитатами. А когда Вы говорите об иксах, кот. только могут быть и на которых отражается дух времени и влияние условий, Вы помогаете нам представить ту жизнь, кот. мы не видали и часто не понимаем. Ведь и Ваши и терминатор, и особенно Марья Игнатьевна, и даже Татарин — живые люди, и мне кажется, что я сам пожил в [слово нрзб] в нашу эпоху. Пишите побольше таких миниатюр.

Но почему Вы пишете в «Новом Рус. Слове»? Ведь этот рассказ не для газеты, хотя бы он печатался и без пропусков. Хорошо, что я получил газету целою пачкой. Или «Нов. Журнал» — кончился? Недаром до сих пор нет обещанной Мартовской книжки. И недаром Карпович читает лекции и на письма не отвечает. Но как это будет досадно.

Третьего дня был у А.И.К. Очень опустился со времени возвращения из США. Пульс 26, доходит до 35. Может сразу остановиться. Не задыхается. Не забывается, но часто начинает плакать. Принимать гостей ему вредно, но его жена настаивает, чтоб приходили, а то скучает.

Приехал сюда на неделю Элькин; был у меня, а сегодня Титов его угощает «парижанами».

Мне кто-то говорил, что Вы возвращаетесь сюда? Было бы хорошо, хотя жизнь здесь невесёлая. Люди по старой привычке, говорю это одинаково про нотаблей эмиграции и деятелей Франции, считают себя обязанными давать ответы на роковые вопросы, руководить другими, направлять историю, [слово нрзб] это, т. е. пытаться делать старым испытанным способом, и при этом грустить, что из этого ничего не выходит. Это как с Тарасом Бульбой, когда его схватили поляки. Или как с Анной Карениной, когда поезд на нее надвинулся и поволок неизвестно куда. Нужно ждать чего-то совершенно нового. Или, вернее, понять, что то старое, к кот. мы как будто привыкли, и есть это «новое», за кот. можно ухватиться. Я испытывал это, сидя в тюрьме, когда думал; есть люди, кот. на свободе, а недовольны! Как это удивительно. Для того, чтобы свободу ценить, надо ее потерять. Так и Ваш Ив[ан] Вас[ильевич] {447}понял, что значит, что опухоль «незлокачественная». Но Вы меня раздразнили; неужели у них все кончено? Или впереди «новое»?

Вас. Маклаков

Автограф.

BAR. 5–6.

М.А. Алданов — В.А. Маклакову, 8 июня 1948

8 июня 1948

Дорогой Василий Алексеевич.

Оба Ваши письма, несмотря на большую разницу во времени их отправки, пришли почти одновременно: на первом Вы наклеили недостаточно марок, и на конверте была пометка почты, что оно по этой причине отправлено не на аэропланах (казалось бы, было бы проще потребовать доплату здесь или вернуть Вам письмо, но, вероятно, таковы порядки, оставшиеся от времен Людовика XIV {448}, - впрочем, тогда марок не было).

Второе письмо Ваше написано от руки, и, увы, ни я, ни друзья, которым я его показывал, не разобрали половины! Яснее было написано начало письма, и я с большой и подлинной радостью узнал, что Вам понравился мой «Экстерминатор» (он, кстати, напечатан с множеством ужасающих опечаток). Особенно рад был тому, что Вы хвалите ту часть рассказа, где нет исторических лиц. Сердечно Вас благодарю.

Наполовину разобрал Ваше сообщение об Александре Ивановиче. Да, к сожалению, все сведения о нем сходятся. Страшно его жаль.

Насколько я мог разобрать, Вы написали о своем здоровье, но что же именно? Я читал, вчитывался и не разобрал. Если хотите успокоить не одного меня, но и многих других, пожалуйста, напишите на машинке.

Вы сделали из появления моего рассказа в газете вывод, что «Новый Журнал» прекратил или прекращает существование. Это неверно. Верно то, что я ушел из «Нового Журнала». Причина: комически-бессмысленное (другие говорят: идиотское) письмо М. Цетлиной к Бунину {449}. Из-за этого письма прекратил сотрудничество в журнале Иван Алексеевич, а из солидарности с ним (по делу об этом письме) ушел и я {450}. Если хотите узнать подробности, спросите Бунина, — писать долго и скучно, да и не так важно это дело. Добавлю, что с М.М. Карповичем и у Бунина, и у меня остались самые лучшие отношения. Он относится к письму Цетлиной по существу так же, как мы и как, кажется, все. Казалось бы, естественнее было бы в виду «конфликта» с Буниным уйти не Бунину, а Цетлиной, тем более что Бунин и я были инициаторами «Нового Журнала»: журнал был задуман в июле 1940 года в Грассе, — Иван Алексеевич тогда тоже собирался уехать в Америку, и мы с ним решили создать в Нью-Йорке журнал под его и моей редакцией. Но настаивать на уходе Цетлиной не могли ни Бунин, ни я (не могли и не хотели), так как она, не имея никакого отношения к редакции, несет всю черную работу по журналу, отнимающую целый день, и заменить ее некем: журнал не может платить за эту работу. Поэтому Бунин просто заявил Михаилу Михайловичу, что уходит. А я к нему присоединился. Разумеется, мы оба желаем журналу всяческого успеха. Карповича я на днях видел, и он мне сказал, что Ваша статья идет в 19-ой книге, которая выйдет в сентябре.