Социально — конкретный и социально — психологический смысл понятия «обломовщины» сочетается в романе с аспектом типологическим — значением одного из устойчивых общерусских и даже всемирных способов, «жанров» жизни. Это бытие и быт бездуховные, начисто лишенные «вечных стремлений» человека к совершенству и гармонии. И такова не только «обломовщина» патриархально — деревенская, но и петербургско — городская. И там и здесь отсутствует подлинное движение, царят неподвижность и сон либо суетность, погоня за мнимыми ценностями; и там и здесь «рассыпается, раздробляется» человеческая личность.
Противоядием «обломовщине» и антиподом Обломова в романе представлены Андрей Штольц и способ жизни, им утверждаемый. Современная писателю критика отнеслась в целом к «штольцевщине» отрицательно. Необходимо, однако, говоря об этом герое, различать замысел и его реализацию.
Личность Штольца задумана как гармоническое «равновесие» практических сторон с тонкими потребностями духа. Отсюда, по мысли романиста, цельность этого лица, не знающего разлада между умом и сердцем, сознанием и действованием. «Он, — говорится о Штольце, — беспрестанно в движении», и этот мотив чрезвычайно важен. Движение героя есть отражение и выражение того безустального «стремления вперед, достижения свыше предназначенной цели, при ежеминутной борьбе с обманчивыми надеждами, с мучительными преградами», вне которых, считает писатель, не преодолеть косную силу (а порой и обаяние) обломовской тишины и покоя. Движение — основной залог истинно человеческого образа жизни.
Неубедительными поэтому выглядят упреки Гончарову в том, что он якобы не показал, сокрыл конкретное дело Штольца. Ведь герой уже при выходе в самостоятельную жизнь отклоняет «обычную колею», «стереотипные формы жизни» и деятельности, доступные современному обществу, ради небывало «широкой дороги», т. е. неограниченной, а потому и неизбежно малоконкретной активности. С ее помощью Штольц в конце концов обретал то «последнее счастье человека», именно одухотворенно — цельный союз с любимой женщиной, которое стало недосягаемым для спутанного обломовщиной Ильи Ильича.
Интересный по замыслу образ Штольца, современной реально — поэтической личности, не был, да и не мог быть, полнокровно художественно воплощен, что признал и сам Гончаров («не живой, а просто идея»). Личность Штольца, не связанная с передовой идейно — общественной тенденцией 60‑х годов (революционно — демократическую идеологию Гончаров не принимал), приобретала абстрактность, грешила декларацией. Иные же способы «заземлять» этот идеально задуманный характер лишь привносили в него те черты эгоизма, делячества, рассудочности, которые как раз и исключались замыслом.
Семейное счастье Штольца с Ольгой Ильинской выглядит изолированным от общей жизни, замкнутым самодовлеющими интересами любящих. В известной степени это не расходится с гончаровской трактовкой роли и значения любви в обществе. Вслед за своим героем писатель готов считать, «что любовь… движет миром» и «имеет громадное влияние на судьбу — и людей и людских дел». Любовь, по Гончарову, верно понятая, благотворно воздействует на окружающий любящих общественный круг, получает широкое нравственно — этическое значение. Такой смысл должен был иметь и счастливый семейный союз героев «Обломова». Однако роман внес значительную поправку в эти планы, в самую концепцию художника, вскрывая ее несомненную утопичность, иллюзорность. Общественных выходов любовь Штольца и Ольги Ильинской не имеет.
Объективно неизбежный схематизм образа Штольца и «штольцевщины» субъективно рассматривался Гончаровым как очередное свидетельство неодолимой рутины, сопротивления современного быта, когда «между действительностью и идеалом лежит… бездна». Торжествовали в настоящей жизни лишь мелочно — суетные и ограниченные чиновники Судьбинские и литераторы Пенкины.
Новое разочарование в человеческих возможностях своей эпохи своеобразно отразилось на итоговой трактовке заглавного персонажа романа. Апатия, бездействие и робость Ильи Ильича перед целью жизни, достигнуть которой не сумел, по сути дела, и деятельно — активный Штольц, получали известное оправдание, понимание со стороны автора. Вина Обломова в конце произведения смягчена его бедой, в судьбе героя нарастают, сменяя комические, трагические ноты. Упрек герою — обломовцу («он не понял этой жизни») сочетается здесь с укором бездушной и бездуховной действительности, которая «никуда не годится». Отсюда и слова Ольги Ильинской о «хрустальной душе» Обломова, «перла в толпе».
Читать дальше