Георгий Бердников - Том 7. Литература второй половины XIX в.

В этом романе Диккенс даже предпринимает попытку изучить подсознание человека (сцена в опиумном притоне, когда Джаспер пытается понять, как в речи, поступках человека проявляются его скрытые импульсы).

«Тайна Эдвина Друда» — единственный роман Диккенса, где основное действие происходит не в Лондоне. Более того, не случайно и то, что события разворачиваются рядом с собором. С одной стороны, собор — символ порядка, надежности, символ лучших устремлений человека (именно здесь раздается ангелоподобное пение Джаспера и его хора), а с другой — собор стоит на болоте, которое подмывает его фундамент. Символика Диккенса, новая для литературы XIX в., ближе романистам XX столетия. Все в мире, который описывает Диккенс, зыбко, ненадежно. Смерть находится где — то рядом — недаром такую большую роль в повествовании играют кладбище и могильщик Дьордлз.

В этом романе Диккенс позволил себе еще более определенную самопародию. Эдвин Друд и Роза — прелестные добрые дети, эдакие «ангелы» ранних произведений Диккенса. Но миф об изначально заданном счастье и добре жестоко развенчивается автором. Эти герои, лишь внешне напоминающие Оливера, Николаса Никльби, Нелл, Флоренс Домби, Агнес, совсем иные. Они способны почувствовать абсурд в жизни, о чем даже и не подозревали их предшественники. Можно предположить, что роман «Тайна Эдвина Друда» готовил начало нового этапа в творчестве Диккенса.

Садизм и насилие в его ранних произведениях были жестокостью сказки, романтическим преувеличением, пришедшим на его страницы из «готического романа тайн и ужасов». Зрелый Диккенс безжалостен в изображении кошмара каждодневного существования. Страшны не его карикатуры (Вениринги, Подснепы в «Нашем общем друге» или Сластигрох и Саспи в «Тайне Эдвина Друда»), страшны обычные люди — Джаспер, Друд, Невилл, каждый из которых потенциально — эту мысль Диккенс постоянно подчеркивает — способен на убийство.

Но, расставшись со своими бывшими «большими надеждами» и открыв для себя новый закон — постоянное внутреннее движение человека, Диккенс, как ни в одном другом своем романе, сплачивает силы добра. В его последнем романе вновь оживает Пиквик, вершит праведный суд и младший каноник Криспакл, появляется «угловатый» мистер Грюджиус, в уста которого Диккенс вкладывает прекрасные, полные поэзии слова о любви, Тартар строит свои неземные сады и малоприспособленные для жизни комнаты.

И все же сила, заложенная в этих персонажах, та нравственная основа, к обретению которой должен, по убеждению Диккенса, стремиться каждый человек, не та сила, которая изменит социальный уклад общества. Это, вероятно, превосходно понимал сам писатель: недаром он поместил дивные сады Тартара в воздухе.

Популярность Диккенса была поистине феноменальной. Слава честного, правдиво изображающего жизнь писателя, с глубокой симпатией рассказывающего о простых, чистых душой людях, часто униженных и оскорбленных, приходит к Диккенсу в 40‑е годы, когда в русской литературе побеждает гоголевское реалистическое направление. С этого времени появление каждого произведения Диккенса — событие русской словесности. О Диккенсе с восторгом отзывается Гоголь, с глубоким уважением пишут Белинский, Герцен, Чернышевский, Писарев. В высшей степени высокую оценку мастерству и духовности произведений Диккенса дают Тургенев, Гончаров, Л. Толстой, Достоевский.

Русские революционные демократы особенно ценили социальный пафос произведений Диккенса, в которых они видели почти документальное свидетельство всей глубины общественных конфликтов, разъедающих Англию. Л. Толстому особенно близок оказался Диккенс — гуманист, человеколюбец. Толстой отмечал, что среди книг, оказавших на него решающее влияние в юности, одно из первых мест принадлежит «Дэвиду Копперфилду». В дневниках и письмах Толстой оставил такие восторженные отзывы об английском писателе: «Чарльз Диккенс — крупнейший писатель — романист XIX в….его книги, проникнутые истинно христианским духом, приносили и будут приносить очень много добра человечеству…»

Особые творческие отношения связывают с Диккенсом Достоевского. Диккенс был близок Достоевскому изображением и пониманием жизни города с его кричащими контрастами богатства и нищеты, глубоким сочувствием к страданиям обездоленных, особенно к страданиям ребенка. Достоевский полагал, что из всех английских писателей именно Диккенс особенно близок русским людям. Следы влияния Диккенса можно найти в «Селе Степанчикове», «Дядюшкином сне» и особенно в «Униженных и оскорбленных». Обращается к Диккенсу Куприн, а Л. Андреев создает свой первый рассказ «Баргамот и Гараська» (1898) под его прямым воздействием.