Георгий Бердников - Том 7. Литература второй половины XIX в.

Диккенсовское сострадание, апофеоз всепрощения (сцена встречи Флоренс со старым Домби или примирение Стирфорта и Хэма в «Дэвиде Копперфилде») потеснила ирония, подчас безжалостная и разоблачительная.

Лицо и маска, скрывающая лицо, — давняя проблема искусства Диккенса, но лишь теперь она получает глубокое философско — реалистическое раскрытие. В ранних произведениях Диккенса мелькало немало масок. В основном это были маски, пришедшие из комедии дельарте. В «Крошке Доррит» маска начинает отделяться от лица. За маской мученика скрывается Доррит — нахлебник и тунеядец. Начиная с этого романа проблема маски входит в творчество Диккенса и становится одним из его художественных открытий в английском романе XIX в. На игре маски и «немаски» построен «Наш общий друг». В поздних романах Диккенса, предвосхищая понимание личности, распространенное в XX в., маска или с трудом отделяется от лица (Эстелла), или столь плотно срастается с ним, что становится вторым «я» (мисс Хэвишем, Джеггерс).

Роман «Тяжелые времена» — новый шаг в развитии Диккенса — писателя. Книга во многом сближается с чартистской литературой того времени. Этой лаконичной сатирой, так называл свое произведение сам Диккенс, он собирался «заставить некоторых людей задуматься над ужасной ошибкой своего времени». «Ошибка» — это прежде всего бедственное положение масс. Здесь впервые объективно изображено столкновение рабочих с предпринимателями: забастовка на фабрике Баундерби не стихийный и бессмысленный бунт («Барнеби Радж»), а борьба против эксплуатации. Следует также отметить, что рабочие описаны Диккенсом с несомненной симпатией. Грэдграйнду и Баундерби противопоставлен рабочий Стивен Блэкпул и его возлюбленная Рейчел, которых отличает честность, благородство и человечность.

К «ошибкам своего времени» Диккенс относит и увлечение порочной философией Мальтуса, и деятельность сторонников «манчестерской доктрины», воспринимающих человеческое существование лишь с точки зрения фактов и материальной выгоды. Грэдграйнд и Баундерби, как, собственно, и сам вымышленный промышленный Коуктаун, — сатирически заостренные символы, с помощью которых автор осуждает «теорию фактов» и философию бездушных цифр. Однако в самом произведении есть несомненная натяжка: хотя недовольство рабочих Коуктауна обоснованно, но вина за бунт целиком возложена на малосимпатичного вожака Слэкбриджа.

И в этом романе, как в «Холодном доме» и «Крошке Доррит», Диккенс продолжает поиски того духовного начала, которое может противостоять миру стяжательства, наживы, угнетения и эгоизма. Теперь Диккенс делает ставку не просто на добрую душу, освещающую своим присутствием домашний очаг, но на силу фатазии, воображения, творчества. Символом чуда и радости искусства становится в романе цирк Слири.

Однако в цирке Слири нет такого полнокровного, искрометного, возрожденческого веселья, которое пронизывало театр Крамльса в «Николасе Никльби», нет здесь и откровенной, сказочной идиллии фургона с восковыми фигурами, как в «Лавке древностей». Цирк Слири существует в мире Коуктауна, следовательно, и он подчинен беспощадным законам капиталистического общества, которые в любую минуту могут его уничтожить. Сисси Джуп, дочь циркача, маленькая девочка, осмелившаяся воспротивиться «философии факта», учится в школе Грэдграйнда. Можно только поражаться гениальному художественно — философскому предвидению Диккенса: в середине XIX столетия он поставил диагноз болезни, имевшей в дальнейшем жестокие последствия для души человека, — плоско рационалистическому, прагматически — потребительскому подходу к жизни.

Но если Диккенс не знает, как изменить общество, он уверен, что знает, как можно попытаться улучшить человека. И вновь, как в «Домби и сыне» и «Дэвиде Копперфилде», автор развивает тему воспитания. Воспитание без чуткости, любви, тепла, воображения, воспитание, основанное только на фактах, приводит к ужасным результатам. Искалечены воспитанием Грэдграйнда его старшие дети; младших Диккенс красноречиво назвал Адамом Смитом и Мальтусом.

В романе «Тяжелые времена» проявляются новые черты поэтики писателя. Упреки, которые часто и не без оснований раздаются в адрес ранних романов Диккенса (переизбыток сюжетных линий, перенасыщенность книг второстепенными персонажами, мелодраматичность), неприложимы к «Тяжелым временам». Может быть, потому, что Диккенс «работает» в этом романе на относительно суженном материале, а может быть, потому, что после опыта большого социального полотна «Холодного дома» законы, управляющие жизнью общества и человека, понимаются им особенно четко, он создает более ясный и художественно цельный роман. Все в романе — и социальный план, и план семейно — личный — видится сквозь призму порочной, с точки зрения Диккенса, философии факта. Проблемы сформулированы четко в первых же главах. Символика, ощутимая во всем романе (о тяготении к ней говорят даже названия частей — «Сев», «Жатва», «Сбор урожая»), не кажется искусственной. И все же в этом романе нет диккенсовского раздолья, здесь как будто тесно его гениальному воображению.