Никита Ломагин - В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб, НКВД и письмах ленинградцев

Лишь в сентябре немецкие войска подошли вплотную к Ленинграду и взяли его в кольцо, хотя, как отмечалось, «и не такое плотное, как хотелось бы». В июле-августе 1941 г. основное внимание в деятельности айнзатцгруппы уделялось борьбе с партизанами в лесистой и болотистой местности к северу и востоку от Пскова. Айнзатцкоманды II и III, предназначенные для вступления в Ленинград, были сосредоточены в Новоселье (приблизительно в 45 км к северо-востоку от Пскова). К 24 августа они должны были выдвинуться в район Песье (в 60 км к юго-востоку от Нарвы), однако уже 2 сентября эти подразделения СД вместе со штабом 4-й танковой группы оказались в Кикерино (в 75 км к востоку от Нарвы и приблизительно на таком же расстоянии к юго-западу от Ленинграда). В последней декаде сентября 1941 г. командование айнзатцгруппы А находилось в Мешно (в 50 км к югу от Ленинграда) и в Риге. Наконец, с 7 октября штаб-квартира стала располагаться в Красногвардейске (в 40 км к юго-западу от Ленинграда). Мобильные команды 1а и 1в находились в непосредственной близости от линии фронта.

Задачи оперативных групп и команд в сфере деятельности контрразведывательных органов Германии были сформулированы в соглашении между Главным управлением имперской безопасности (РСХА) и вермахтом, заключенном в мае 1941 г., в котором говорилось, что в целях обеспечения безопасности сражающихся частей в предстоящем походе против России всеми силами следует защищать их тыл. Всякое сопротивление предлагалось подавлять любыми средствами. При этом органам СД вменялось в обязанность помогать вермахту в выполнении этой задачи [62].

Информацию о положении в городе немецкая разведка получала, анализируя советские трофейные документы, данные радиоперехвата, допросы перебежчиков и военнопленных, а также через свою агентуру. В центре внимания германских спецслужб были изучение общей политической ситуации в городе, настроения населения, вопросы обеспечения горожан продовольствием, информация о руководстве города и об ответственных должностных лицах в армии и в тылу, а также целый ряд военных вопросов, которые, как отмечалось в одной из сводок СД, представляли «исключительный интерес» для командования 18-й армии. Речь шла, прежде всего, о расположении военных и промышленных объектов в Ленинграде.

Культура работы по составлению отчетов и донесений у немцев была традиционно высокой. Структура отчетов строго соблюдалась, информация тщательно отбиралась и подавалась без повторов. Любая новая информация специально выделялась в тексте донесения. Разделы сводок, в которых шла речь о настроениях защитников и населения Ленинграда, сопровождались конкретными примерами — высказываниями военнопленных, перебежчиков, агентов или выдержками из трофейных документов. В материалах военной разведки зачастую приводились данные, переданные финской службой радиоперехвата, особенно по ситуации в акватории Финского залива. Естественно, что на уровне айнзатцгруппы таких примеров было существенно меньше, нежели в донесениях, которые готовились офицерами низовых подразделений службы безопасности.

У каждой из немецких спецслужб была своя специфика, задачи и источники информации. В отличие от СД, полагавшейся большей частью на материалы допросов военнопленных, перебежчиков, а также информацию, добытую агентурным путем, военная разведка активно занималась радиоперехватом и получала множество советских трофейных документов (в том числе приказы Ставки ВГК, Военного Совета Ленфронта, отдельных армий и дивизий), изучала материалы допросов военнопленных [63], среди которых были и генералы — Егоров, Закутный, Кирпичников и др.), а также обзоры писем красноармейцев, задержанных советской военной цензурой. Письма красноармейцев, попавшие в руки немецкой разведки, исключительно важны, потому что в советских архивах отложились далеко не все копии этих документов.

Следует отметить, что особое внимание немецкая сторона уделяла допросам наиболее информированной части военнослужащих — генералам, офицерам штабов частей и соединений, политрукам, а также высококвалифицированным специалистам, участвовавшим в разработке и производстве современных видов оружия. Например, командир 4-го корпуса генерал-майор Егоров, попавший в плен 29 июня, дал показания военной разведке 18-й армии, переданные начальнику генерального штаба Кейтелю еще 13 июля 1941 г. На вопросы о структуре 3-й армии, в состав которой входил его корпус, а также задачи танковых соединений, генерал дал весьма скупые ответы. Применительно же к ситуации в связи с началом войны, Егоров подчеркнул, что нападение Германии на СССР было для него полной неожиданностью. Общего предупреждения НКО о нем в войска не поступало. К сборным пунктам части выдвинулись без должного вооружения. Через полтора часа после нападения вермахта 4-й корпус потерял связь с командованием армии, а к вечеру — с обеими дивизиями. Егоров заявил, что у СССР не было никаких планов нападать на Германию. Главные резервы Красной Армии, которые советское командование может использовать для отражения нападения, находятся во внутренних военных округах, вплоть до Урала. [64]