Михаил Барг - Великая английская революция в портретах ее деятелей

Остается подчеркнуть, что если оставить в стороне идеологические наслоения, в ряде случаев явно отягощающие построения историков-«ревизионистов», то мы должны будем признать, что, хотя произведенная «переоценка ценностей» во многом содействовала обогащению самой фактуры историографии революции , она вместе с тем нисколько не поколебала ни тезис о социальном — буржуазном — характере революции середины XVII века, ни вывод о необратимом характере фундаментальных свершений этой революции, выполнившей основной «очистительный труд» в процессе превращения Англии средневековой в «образцовую» капиталистическую страну XVIII века.

Проиллюстрируем это положение на двух примерах. Только что было выяснено, по какой причине историки-«ревизионисты», и не только они, не видят в Англии конца XVI — первой половины XVII века «новых общественных классов», т. е. классов — носителей нового, капиталистического способа производства, накануне революции. Нечто подобное происходит и в анализе ее последствий. Исходя из формально-юридической неизменности владельческой структуры в деревне 1660 г. в сравнении с деревней 1640 г., они упускают из виду два обстоятельства: во-первых, углубление раскола английского дворянства в политико-экономическом смысле на два класса — на «старое» и «новое» дворянство. Каждое из них олицетворяло антагонистические хозяйственные уклады — традиционный и капиталистический, два политико-экономических способа реализации земельной собственности. Следовательно, внешняя неизменность владельческой структуры еще ничего не говорит о соотношении этих типов в структуре класса лендлордов до 1640 и после 1660 года.

Действительно, в ходе Английской революции не произошло дробления крупных земельных владений на парцеллы — система лендлордизма полностью сохранилась (кстати, новыми исследованиями обнаружено, что размах процесса парцеллизации и в ходе Французской революции конца XVIII века был в историографии намного преувеличен). К тому же следует учесть, что случилось это потому, что гегемония в революции 40-х годов на решающем ее этапе была захвачена индепендентским джентри, наиболее адекватно представлявшим в ходе революции интересы среднего класса — прежде всего в сельском хозяйстве — и поэтому кровно заинтересованным в сохранении системы лендлордизма.

Однако действительные перемены в экономическом строе английского землевладения были не только важными, но и прямо-таки решающими. Уже в ближайшую за революцией четверть века облик крестьянской части деревни, как убеждает сравнительное изучение описей и ренталей маноров 1630-х и 1670–1680-х годов, резко изменился. Из нее исчезла значительная часть среднего слоя земледельцев — надельных держателей крестьянского типа , и резко увеличился в ней удельный вес прослоек безземельных и мелких держателей типа коттеров. Какую роль в этом процессе сыграла односторонняя, исключительно в пользу дворянства, отмена феодального строя поземельных отношений (ордонанс февраля 1645/46 г.), а какую — сохранившиеся после реставрации земельные перестановки, происшедшие в среде лендлордов в результате «добровольных» актов отчуждения владений в ходе революции, еще предстоит выяснить. Известно, например, что новые лендлорды — покупщики земель в пору их массовых распродаж не стеснялись в средствах с целью очищения приобретенных владений от «нерентабельных» крестьян-держателей. Думается, что достаточно поставить в связь торжество сквайрархии в английской деревне в конце XVII века с этими «невидимыми» последствиями революции 40-х годов, чтобы признать, сколь глубокую борозду провела она в истории английского общества XVII века вообще и в судьбах йоменри в частности . В том же, что общее направление эволюции общества приобрело после 1660 г. ярко выраженный буржуазный характер, не сомневаются и многие историки, отказывающиеся признать революцию 40-х годов переворотом социальным.

Однако означает ли все сказанное то, что столь интенсивно работающие историки «новой генерации» не внесли ничего существенного в позитивное знание истории интересующей нас эпохи? Ни в коем случае. Нет сомнения в том, что поднятые ими пласты новых фактов расширили в значительной степени поле наблюдений , выявили общественные тенденции, которые хотя и не изменили в корне, но все же значительно усложнили прежние представления о периоде, известном как «пролог революции», и в особенности о характере общественных процессов, происходивших в провинции в канун и в ходе революции. В целом то обстоятельство, что усилиями большой группы историков была впервые в историографии воссоздана картина того, как протекала революция в английских графствах, является самым ценным вкладом в научное освоение ее истории за последнюю четверть века . И хотя с выводами, которые зачастую при этом делаются, трудно согласиться, тем не менее сообщество историков-специалистов получило возможность самостоятельно проанализировать их с большой пользой для длительной перспективы исследований в данной области.