Ирина Свенцицкая - Изгои Вечного города. Первые христиане в Древнем Риме

С I в. главные должностные лица в городах выбирались из узкого круга семей, которые договаривались между собой и выставляли одного кандидата на ту или иную должность. Важную роль играли римские граждане, живущие в данном городе, и местная знать, получившая по воле императора римское гражданство. Политическая активность, некогда свойственная грекам, заглохла. Образованные слои населения восточных провинций, прежде всего грекоязычных (в Греции, Малой Азии, Сирии, отчасти Египте), мечтали сохранить античную культуру, возродить некоторые древние обычаи и празднества. В провинциях устраивались музыкальные и поэтические состязания, копировали древние произведения искусства, ораторы выступали с речами, посвященными местной истории, греческой литературе, философии и т. п. Но при этом представители местной знати стремились сделать карьеру на императорской службе. Плутарх в сочинении «Наставление о государственных делах» писал: «Нынешнее положение наших городов… не предоставляет случая отличиться при военных действиях, свержении тирана или переговорах о союзе… Остаются всенародные суды и посольства к императору, для которых тоже нужен человек, соединяющий горячность и решительность с умом» [6] Плутарх. Сочинения. М., 1983. С. 594. .

Однако для бытовой реальности восточных провинций греческая культура была лишь фасадом — в прямом и переносным смысле. Здания, подражающие древним архитектурным формам, были построены с применением римских технологий и строительных материалов. В городах продолжали существовать и даже строиться театры, но знаменитые произведения греческих классических авторов ставились там очень редко. Зрители предпочитали смотреть только отдельные сцены из трагедий, сопровождавшиеся пантомимом, музыкой и танцами. Пантомимы — как в восточных провинциях, так и в самом Риме — были очень распространены, в них выступали и мужчины, и женщины. В театрах выступали и ораторы.

Однако основную массу жителей восточных провинций привлекали другие зрелища, где была возможность испытать острые ощущения, получить эмоциональную разрядку, увидеть проявление силы и ловкости — т. е. приобщиться к тому, чего они были лишены в повседневной, достаточно однообразной жизни. Такими зрелищами по всей империи, а не только в Италии, стали гладиаторские бои и травля зверей. В этих боях также принимали участие женщины [7] Из Малой Азии дошла каменная плита с изображением двух женщин в гладиаторских доспехах и надписью: «Амадзон и Ахиллия освобождены» — по-видимому, они были рабынями, но за доблесть на арене получили свободу. .

Но людей привлекали не только зрелища. Многие в поисках лучшей участи переселялись из города в город. На дорогах империи можно было встретить самых разных людей, идущих пешком или едущих в повозках то в одном, то в другом направлении: ремесленники, купцы, площадные актеры, прорицатели, бродячие нищие философы, не говоря уже о посланцах императора и военных. Надгробные и посвятительные надписи дают нам многочисленные примеры переселений не только на временное, но и на постоянное жительство порой переселялись целыми семьями. Переселения приводили к сближению людей разных национальностей и социального положения. Стиранию сословных граней способствовало и то, что в провинциях, как и в Италии, рабы могли получить участки земли, завести семью. В городах создавались частные объединения, религиозные союзы, в которые иногда входили не только свободные, но и рабы. Особое положение составляли привилегированные рабы и вольноотпущенники, которых использовали в аппарате управления имениями, в качестве торговых агентов. А вольноотпущенники императоров, жившие в провинциях, являлись своего рода «глазами и ушами» центральной власти. Перед ними трепетали и их ненавидели не только бедные, но и богатые провинциалы. В I в. в условиях императорского террора многие из этих людей составили себе большие состояния прежде всего доносами. Тацит в начале своей «Истории», описывая обстановку в Риме в период разгула террора императоров из династии Юлиев — Клавдиев, а затем и при императоре Домициане, подчеркивал особую роль доносчиков: «Некоторые из них в награду за свои подвиги получают жреческие и консульские должности, другие управляют провинциями императора и вершат дела в его дворце. Внушая ужас и ненависть, они правят всем по своему произволу. Рабов подкупами восстанавливают против хозяев, вольноотпущенников против патронов» (I, 2). Доносы были распространены настолько, что в I в. наместник (префект) Египта издал обширный эдикт, ставивший своей целью упорядочение взимания налогов, исполнения повинностей, а также компетенции различных местных должностных лиц. Среди пунктов этого постановления было и специальное упоминание доносчиков. По словам префекта, «так как город (имеется в виду Александрия) почти обезлюдел от множества доносчиков и каждый дом находится в страхе, я категорически приказываю, чтобы обвинитель из аппарата царской казны, если он представил жалобу на основании заявления третьего лица, предъявил своего осведомителя, так чтобы и тот подвергался известному риску (имеется в виду ответственность за ложный донос. — И. С .)» [8] Об этом декрете см.: Ковельман А. Б. Риторика в тени пирамид. М., 1988. С. 17–18. . Среди доносчиков было немало вольноотпущенников, одного из них мы уже встречали в истории гибели Цицерона: ими двигала зависть к выдающимся людям, ощущение собственной невписанности в интеллектуальную элиту (если они претендовали на принадлежность к ней), отсутствие нравственных традиций, порой чистая корысть. Характерна в этом отношении история императорского вольноотпущенника Флавия Архиппа, действовавшего в I в. в малоазийском городе Пруса и пользовавшегося расположением императора Домициана [9] История Флавия Архиппа изложена в переписке Плиния Младшего с императором Траяном, чьим представителем в начале II века в одной из провинций Малой Азии был Плиний. См.: Письма Плиния Младшего. М., 1983 (X, 58). . Граждане Прусы, напуганные действиями доносчика, ставили ему почетные статуи как благодетелю города. Но и этого Архиппу показалось мало. В целях обогащения, он подделал завещание, был уличен в подлоге и приговорен наместником провинции к работе в рудниках. Однако он подал прошение императору, избежал наказания, которое даже не было отменено, объявил себя философом и продолжал заниматься доносами.