Михаил Богословский - Дневники 1913-1919 [litres]

В дневнике ощущается неослабевающее внимание к студентам Московского университета и особенно к оставленным там для подготовки к профессорскому званию (т. е., употребляя современную терминологию, аспирантам). Богословский заботится об этом «молодом рассаднике», хлопочет о получении некоторыми из них именных стипендий, упоминает о встречах и беседах с ними. Особенно отрадно было найти среди этих лиц тех, кого я знал уже профессорами – и одного из моих преподавателей по Среднеазиатскому университету в Ташкенте в годы войны И. И. Полосина, и старших коллег по преподаванию в Историко-архивном институте В. К. Никольского, А. А. Новосельского, В. К. Яцунского. Имя В. К. Яцунского, ставшего затем историком широкой проблематики, ведущим специалистом и по исторической географии России и зарубежья и по социально-экономической истории России XIX в., и замечательно заботливым педагогом, Богословский упоминает не единожды, а по прочтении «прекрасно написанного реферата о столкновении царевны Софьи с Петром» отметил: «Талантливый человек, смелый и ясный ум» (запись 28 января 1917 г.).

Думается, что отношение Богословского к своим ученикам и приемы его преподавания во многом формировали этих будущих профессоров и определяли и их критерии в оценке трудов уже собственных учеников. Академик М. Н. Тихомиров, когда к нему в год празднования 200-летия Московского университета обратились с просьбой выступить в университетской многотиражке, написал (или продиктовал?) небольшую статью «Дорога в историческую науку», где назвал фамилии трех своих университетских учителей: здравствовавшего еще тогда девяностопятилетнего академика Р. Ю. Виппера, руководителя своей дипломной работы С. В. Бахрушина (умершего членом-корреспондентом Академии наук в 1950 г.) и М. М. Богословского – «Среди профессоров того времени выделялись такие люди, как Р. Ю. Виппер, М. М. Богословский и др.». И далее: «Замечательные просеминарские занятия по изучению Псковской Судной грамоты вел профессор М. М. Богословский. Вероятно, тогда-то и зародился во мне тот повышенный интерес к источниковедению, который я проявлял всю жизнь». Небезлюбопытно, что Богословский, записывая о работе своего семинара в Университете 6 октября 1916 г. (в период, когда Тихомиров готовил уже дипломное сочинение о Псковском мятеже 1650 г. в семинаре у Бахрушина) передал впечатление от работы младшекурсников: «Довольно оживленно разрабатывается Псковская правда (т. е. та же упоминавшаяся ранее Псковская Судная грамота. – С. Ш.). Некоторые студенты вошли во вкус толкования памятника: не оставляют без внимания, можно сказать, ни одной буквы» [15] Новое о прошлом нашей страны: Памяти академика М. Н. Тихомирова. М., 1967. С. 7. .

Удачей в моей судьбе было то, что в сентябре 1939 г. первокурсником я попал в семинар исторического факультета МГУ, руководимый М. Н. Тихомировым, и он затем предложил заниматься под его научным руководством. Полагаю, что, комментируя с нами «Русскую Правду», Михаил Николаевич опирался и на воспринятое от Богословского, и для меня и некоторых других это тоже оказалось школой возбуждения «повышенного интереса» к источниковедению и археографии. Думаю даже, что М. Н. Тихомиров, следуя примеру именно Богословского, руководствовался, созидая свою знаменитую научную школу, едва ли не правилами времени столь глубоко изученного и Богословским, и Бахрушиным, и им XVII столетия, когда только изготовление подмастерьем шедевра своего ремесла давало право претендовать на положение мастера.

Однако в своих воззрениях Богословский иногда и устойчиво консервативен. Так, он остается по-прежнему убежденным в том, что из женщин не может выйти крупных ученых. 24 января 1916 г. записал: «Для ученой деятельности нужно творчество: эта деятельность не есть пассивное усвоение, а творчества нет у женщины. Нет женщин-композиторов, нет поэтов, нет живописцев – не может быть и крупных ученых, хотя могут быть и нужны и должны быть очень образованные. Мы работаем на Высших курсах над повышением уровня женского образования, над вооружением женского труда знанием, а не для выработки женщин-ученых». Между тем, Мария Склодовская-Кюри к тому времени уже дважды была удостоена Нобелевской премии (по физике – в 1903 г., по химии – в 1911 г.), широко известно было о математике Софье Ковалевской, в России уже творила скульптор А. Голубкина, выдающийся петербургский историк-медиевист и палеограф О. А. Добиаш-Рождественская получила степень магистра (в 1918 г. она станет и доктором наук), уже проявили себя и Анна Ахматова и Марина Цветаева, называемые сегодня в ряду великих русских поэтов.