Кульминацией антиправительственной кампании стало покушение на короля в январе 1757 г. Некий Дамьен, ранее работавший слугой в домах ряда советников парламента, настолько попал под впечатление от звучавшей там тираноборческой риторики, что попытался ножом заколоть Людовика XV. Власти опасались, что это может стать сигналом к всеобщему восстанию. Однако при известии о покушении маятник общественных настроений качнулся в обратную сторону Люди повсеместно радовались чудесному спасению короля, а возглавлявший антиправительственную оппозицию Парижский парламент в подтверждение своей лояльности осудил Дамьена на мучительную казнь.
Несмотря на временные трудности в неурожайные годы, в целом XVIII век был для Франции временем устойчивого и довольно быстрого экономического роста. Однако из-за несовершенства налоговой системы, перегруженной привилегиями, французская монархия представляла собою «бедное государство в богатой стране». Особенно неравномерным было распределение прямых налогов. Наиболее богатые слои общества — дворянство и духовенство — персональную талью в силу традиционных привилегий вообще не платили, реальную талью платили лишь с приобретенных ими ротюрных (непривилегированных) земель и даже от нового налога — капитации — в большинстве своем (а духовенство и целиком) откупились. Соответственно, главным ресурсом упорядочения финансовой системы становилось более справедливое перераспределение прямых налогов. Сразу по окончании войны за Австрийское наследство инициативу в проведении реформ, направленных на сокращение привилегий, взял на себя генеральный контролер финансов Ж. Б. Машо д’Арнувиль, умелый и жесткий администратор, «стальной учтивец», как его называли.
В мае 1749 г. правительство отменило десятину — прямой налог, временно введенный для покрытия военных расходов. Взамен вводился новый постоянный налог — двадцатина. Поступления с него должны были идти в специальную кассу погашения государственного долга. В преамбуле особо подчеркивалось, что налог носит всесословный характер: «Ничто не может быть более правильным и справедливым, чем распределение налога между всеми французами в зависимости от их возможностей и размеров доходов». Причем основная тяжесть двадцатины ложилась на имущие слои населения, так как обложению подлежал лишь «чистый доход» — от земельной собственности, от торговли и промышленности, от движимого имущества, от должностей, но не жалование наемных работников. Соответствующий эдикт предусматривал подачу всеми налогоплательщиками декларации о доходах в течение 15 дней с установленного срока. Для проверки деклараций назначались контролеры, имевшие право штрафовать уклоняющихся от уплаты налога.
В августе 1749 г. было ограничено право духовенства приобретать недвижимость, поскольку, переходя к церкви, она выпадала из фонда земель, облагаемых персональной тальей.
Реформы Машо вызвали ожесточенное сопротивление традиционных государственных институтов — парламентов, провинциальных штатов, а также церкви. Ну а поскольку преобразования были предприняты в крайне неблагоприятной обстановке широкого распространения оппозиционных настроений и падения авторитета власти, они не получили поддержки даже тех слоев общества, которые в перспективе должны были выиграть от более равномерного перераспределения фискального гнета.
В авангарде борьбы против налоговой реформы вновь оказались парламенты и, прежде всего, Парижский. Последний в своих ремонстрациях заявлял, что двадцатина приведет к разорению дворянства — «души королевства». Приводились демагогические ссылки на общественное мнение: «Не начнет ли Ваш народ, Сир, — обращался Парламент к королю, — думать, что полученные в результате этого сурового налога средства будут использованы не по назначению?» Лишь прибегнув к мерам самого жесткого давления, правительство заставило парламенты зарегистрировать фискальные законы. Протестовали против введения двадцатины и провинциальные штаты Бретани, Прованса, Лангедока и Артуа. Чтобы сломить их сопротивление, королю пришлось даже распустить штаты Лангедока.
Но особенно неожиданной для власти оказалась оппозиция со стороны церкви. Правительство, постоянно оказывавшее поддержку епископату против янсенистов, рассчитывало на его уступчивость в вопросе о двадцатине. Однако духовенство категорически отказалось поступиться своим фискальным иммунитетом и начало упорную борьбу, увенчавшуюся в 1751 г. подтверждением его привилегий. Таким образом, хотя Машо и удалось добиться введения двадцатины, этот налог лишился своего принципиального преимущества — всесословности, поскольку церковь, крупнейший земельный собственник, под него не попадала.
Читать дальше