Бронислав Бачко - Как выйти из террора? Термидор и революция

Все цитаты в этом абзаце взяты из отчетов о дебатах по декрету от 25 вандемьера. См.: Moniteur. Vol. 21. P. 255 et suiv.; Aulard A. La Société des Jacobins. Т. VI. P. 571 et suiv.

См. отчеты о заседаниях 25 и 27 вандемьера (Aulard A. La Société des Jacobins. Т. VI. P. 588).

Ленде стремится использовать в своем докладе риторику и лексику национального единства. Так, он избегает таких терминов, как «Гора», «якобинцы», «санкюлоты» и т.д. Тем самым оказываются осуждены и даже изгнаны система образов и лексика, использовавшиеся во II году для отражения и превознесения «революционной энергии». Это изменение языка многое говорит о том пути, который был пройден после 9 термидора. В своем докладе Ленде пытается очертить круг основных проблем, возникавших в ходе прошедших за это время дискуссий в Конвенте. Похоже на то, что, прибегая к риторике единства, Ленде вдохновлялся мыслями Эдма Пети об извращении революционного языка в эпоху Террора. Эдм Пети, хирург по образованию, депутат от департамента Эна, был близок жирондистам, однако избежал репрессий, последовавших за народным выступлением 31 мая. 28 фрюктидора II года Эдм Пети произнес в Конвенте большую речь, в которой проанализировал факторы, благоприятствовавшие «тирании Робеспьера» и соответственно режиму Террора. «Как же это произошло? Каковы же были причины этого страшного для свободы феномена? Да, граждане, таковы вопросы, которые должны мы разрешить перед лицом народа во имя интересов самого народа». Оригинальность анализа Эдма Пети состояла прежде всего в той важности, которую он приписывал извращению революционных принципов посредством языка, который сам по себе был извращен. «Без сомнения, Робеспьер говорил о свободе, о равенстве; однако это делалось так, что все оказывались подчинены Робеспьеру, так, что Робеспьер не имел себе равных; без сомнения, он говорил о патриотизме, однако по его словам выходило, что патриотизм заключался в обязанности любить его и уважать его людей; без сомнения, Робеспьер говорил о Республике, однако этой Республикой был сам Робеспьер, Кутон, Сен-Жюст. Он говорил об истине; однако практически беспрестанно лгал, чтобы причинить вред, и никогда не говорил правды, если она могла ему помешать... Не забудем же, что, начиная со слова «революция», они лишили все слова французского языка их истинного смысла Не забудем же, что, посеяв повсюду беды, неуверенность и невежество, они включили в язык множество новых слов, терминов, при помощи которых они описывали к своей выгоде людей и понятия, вызывая ненависть или любовь обманутого народа... Не забудем, что эти речи вновь и вновь напыщенно читались и повторялись всеми аффилированными народными обществами, то есть подчиненными тому слишком хорошо известному Клубу, который подчинялся Робеспьеру; и мы отлично представляем себе тот способ, которым распространялась кошмарная мораль Робеспьера и ему подобных». Отсюда вытекало предложение Эдма Пети запретить всем членам Конвента под угрозой тюремного заключения до наступления мира употребление в докладах и речах «слов, изобретенных для того, чтобы сеять в Конвенте и в Республике беды и раздоры», начиная со слов «Гора», «Равнина», «Болото», «Умеренные», «Фейяны» и т.д. Отсюда и другое предложение, дополнявшее предыдущее — поручить Комитету общественного образования придать составляющим французский язык словам их истинный смысл и тем самым «вернуть республиканской морали ее истинную энергию». Речь Эдма Пети не только содержала обзор роли языка в механизме Террора, но и парадоксальным образом свидетельствовала об иллюзорной вере в практически неограниченные возможности революционной власти управлять языком и изменять его, возвращать словам и объединяющим символам «истинный смысл». Не сбавляя темпа, Пети также предложил принять декрет, обязывающий всех депутатов опубликовать отчет о своем состоянии и доходах, начиная с 1789 года. Конвент не поддержал Эдма Пети ни в его надеждах, ни в его подозрениях и вернулся к повестке дня (см.: Moniteur. Vol. 21. P. 750-759; заседание 15 фрюктидора). Текст Пети положил начало размышлениям о специфическом языке Террора (продолженным среди прочих Лагарпом) и служит любопытным свидетельством политической культуры конца II года Республики.

Тем самым Ленде вновь активно обращается к педагогическим заботам и надеждам, которыми были отмечены любые политические дебаты после 9 термидора. Сведение Террора к «вандализму» заставлял о усиливать педагогическую работу революционной власти. Для революционной риторики было крайне характерно превознесение благ, ожидавшихся от образования, в качестве единственного эффективного лекарства от возможного возвращения Террора. Позволим себе привести здесь один такой пример: «Что я слышу, сенаторы Республики? Патриоты в деревнях требуют, желают новой победы; отталкиваемые невидимой и святотатственной рукой от новой земли обетованной на протяжении пяти последних лет, они пылают, они пламенно томятся по народному образованию, издавая безнадежный крик, проливая слезы чувственности и умиляясь от признательности. Время торопит; брожение заканчивается; [...] успокоим же тревоги, утешим граждан, и отеческой рукой оросим хижину земледельца, покрытую соломой бедности, благотворной влагой образования. Возмутители спокойствия, подстрекатели, разочарованные нашими блестящими успехами, тщатся принизить, оболгать национальное представительство; эти извращенные люди отлично знают, что свобода, опирающаяся на общественное образование, подкрепленная добрыми нравами, сияющая как дневное светило, величественно явит себя народам земли, украшенная лаврами триумфа и бессмертия» (Жиро, заседание 2 фрюктидора II года Республики; Moniteur. Vol, 21. P. 708). По сравнению с подобными вершинами красноречия образ Франции, о которой мечтал Ленде, кажется весьма скромным. В конце II и в начале III года было предпринято немало усилий для образования новых республиканских элит: объявленное Ленде создание Нормальной школы и открытие Центральной школы общественных работ (названной впоследствии Политехнической школой). Подробнее см.: Baczko В Une éducation pour la démocratie. Textes et projets de I'époque révolutionnaire. Paris, 1982.