Василий Цветков: Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Предыстория этого т. н. «гайдовского путча» достаточно показательна. С начала осени 1919 г. в ряде газет, выходящих в Приморье и Маньчжурии, появились статьи, резко критикующие изъяны дальневосточной администрации. Главными «мишенями» стали атаманы Забайкальского и Уссурийского казачьих войск – Г. М. Семенов, И. П. Калмыков, а также генерал Розанов. Наиболее распространенным обвинением стало «самоуправство», понимаемое как сепаратистские намерения к отделению местной власти от «Омского правительства», объявлению «независимого Дальнего Востока». Звучали обвинения о «предательской роли» Семенова, Калмыкова и Розанова. Зная о недоверии Колчака к Японии, недвусмысленно говорилось о японской поддержке сепаратистов. Незадолго до «путча» стало известно о намерении заменить Розанова генерал-лейтенантом Г. Д. Романовским, имевшим репутацию «убежденного американофила» и опыт взаимодействия с союзниками в должности представителя Уфимской Директории при союзном военном командовании во Владивостоке. Немало способствовала этому также позиция управляющего МИДом И. И. Сукина, столь же убежденного сторонника сближения с САСШ. Между тем обвинения в стремлении к «отделению» оказались явно надуманными. 28 октября в телеграфном разговоре с Семеновым Розанов подчеркивал свою лояльность Омску, а атаман отмечал серьезные проблемы в отношениях с союзниками, могущие возникнуть в случае смены руководства во Владивостоке. Обвиняя представителей русской власти, чины американской военной миссии, чешские военные тайно и явно поддерживали оппозицию, эсеровское и даже большевистское подполье, областников, местные партизанские отряды. Отношения с союзниками осложнились после того, как 14 сентября военно-окружной суд оправдал коменданта Владивостокского вокзала подполковника Шарапова, застрелившего нетрезвого американского солдата в ответ на рукоприкладство с его стороны (хотя тот же суд приговорил к 10 годам каторжных работ русского офицера, убившего чешского легионера). 26 сентября главой Междусоюзной Комиссии военных представителей японским генералом Инагаки Розанову был предъявлен ультиматум о выводе в трехдневный срок из города «разных русских отрядов, бронированных поездов», прибывших сюда «за последний месяц». В случае неповиновения союзники грозили применением силы. Назревавший инцидент был жестко и однозначно разрешен самим Колчаком. В ответ на запрос Розанова адмирал, бывший в это время в поездке на фронте, прислал телеграмму-приказ (№ 118 от 29 сентября 1919 г.) и категорически запретил вывод войск из города, отметив, что сделать это можно только по его распоряжению, а не по требованию Междусоюзной Комиссии. «Интересы безопасности страны требуют присутствия русских войск во Владивостоке. Требование об их уходе есть покушение на суверенные права Российского правительства… Владивосток – Русская крепость, где Русские войска находятся под моим Верховным командованием и обязаны исполнять исключительно приказания мои или же моих представителей». Колчак «повелевал» Розанову «не допускать никаких покушений на суверенные права России на территории Владивостокской крепости, не останавливаясь в случае надобности ни перед какими мерами». В итоге союзное командование вынужденно «признало правильность русской точки зрения». Подобные инциденты не только проясняли позиции союзных сил в их отношении к местной администрации, но и свидетельствовали об усилившемся осенью 1919 г., несмотря на военные поражения, стремлении Колчака отстаивать верховные, суверенные права своей власти как всероссийской, общегосударственной. В это время Колчак настойчиво заявлял о своих полномочиях Верховного Правителя (останавливал утверждение земельных законопроектов Особого Совещания, сообщал об отказе признать Северо-Западное правительство и только о «фактическом» признании Финляндии, принимал решение о подчинении Северной области Омску, окончательно санкционировал передачу в залог Шанхайскому банку части государственного золотого запаса и др.). Здесь его не останавливали уже возможные «дипломатические осложнения», которые могли вызвать решения, затрагивающие интересы иностранных подданных.

Розанов, Семенов и Калмыков не утратили своих полномочий, а к началу «гайдовского путча» укрепили статус представителей официальной власти в регионе. После жестокого разгрома восстания Колчак выразил благодарность Розанову за его «решительность». Участники подавления производились в следующие чины и награждались Георгиевскими крестами (а «изменников» Колчак распорядился «судить военно-полевым судом» и заранее указал «повысить всем наказание до расстрела»). Таким образом, интрига, направленная на подрыв доверия Омска к Приморью и Забайкалью, не удалась. Однако нельзя не заметить, что после «путча» отношения Колчака с союзным командованием ухудшились [6] ГА РФ. Ф. 5881. Оп.1. Д. 596; Хартлинг К. Н . На страже родины. События во Владивостоке. Конец 1919 – начало 1920 г. Шанхай, 1935, с. 25–29, 55–59, 77, 87; Гинс Г. К . Сибирь, союзники и Колчак. Пекин, 1921, т. II, с. 444–445. .