Пуришкевич (от крайне правых) и Савенко (от националистов) поясняли: дело не в Шевченко, а в сепаратистах-мазепинцах, которые сделали его своим знаменем. Пусть «чествование поэта-лирика» не превращается в «политическую манифестацию» [42] Там же. Стб. 928.
.
Но всё шло именно к политической манифестации. Накануне юбилея в университете Св. Владимира, в политехническом и коммерческом институтах, на Высших женских курсах появились листовки на русском, украинском и польском. В них некий Коалиционный совет высших учебных заведений призывал начать политическую забастовку:
«Пусть Шевченковский день станет днем революционного протеста против политики всеобщего душительства и изгнивающих форм современного бюрократического режима.
Долой национальный гнет, и да здравствует автономия каждой национальности!
Да здравствует вторая российская революция! Да здравствует социализм!» [43] Українська ідентичність і мовне питання в Російській імперії… С. 526.
Власти тоже готовились встретить юбилей «великого кобзаря». Центр города заняли усиленные наряды полиции, конные стражники, а на площадях и перекрестках стояли казаки [44] Искры: иллюстрированный художественно-литературный журнал с карикатурами. 1914. № 10. С. 74.
.
Утром 25 февраля аудитории опустели [45] События шевченковских дней в Киеве реконструируются преимущественно по донесению начальника Киевского губернского жандармского управления полковника А. Ф. Шределя директору департамента полиции тайному советнику С. П. Белецкому от 28 февраля 1914 года. Документ опубликован в сборнике: Українська ідентичність і мовне питання в Російській імперії… С. 526–529.
. В политехническом институте с утра еще читали лекции немногочисленным слушателям, но к 12:00 в институте ни одного студента не осталось. Большую часть лекций на Высших женских курсах пришлось отменить, потому что некому было их слушать. Зато настоящее столпотворение было в коммерческом институте. Аудитории и там пустовали, но студенты, собравшись в коридоре и на лестницах, запели «Вечную память» Тарасу Шевченко.
Вместо занятий студенты и курсистки, в массе своей безбожники, пошли в церковь, от которой прежде шарахались как чёрт от ладана. В Софийском соборе они потребовали отслужить панихиду по Шевченко, однако настоятель им отказал. Тогда молодежь отправилась на Бибиковский бульвар к Владимирскому собору. Служба там давно окончилась, и девицы и молодые люди, не найдя никого из служителей, запели «Вечную память». Заупокойная молитва звучала как «Марсельеза» или «Варшавянка». Собор не вместил всех манифестантов, оставшиеся на площади студенты и курсистки тоже пели «Вечную память» — до тех пор, пока не явилась полиция. Некоторых арестовали, но большинство двинулось к городскому театру, а оттуда по Владимирской улице снова на Софийскую площадь. Манифестанты перемешались с уличной толпой, на время дезориентировав полицию и прибывших ей на помощь донских казаков. Полицейским приходилось ориентироваться по слуху: они бросались туда, где слышалось пение «Вечной памяти». Казаки «галопом пустили коней по тротуарам, избивая людей нагайками», — сообщал корреспондент львовской газеты «Дiло» [46] Дiло. 1914. 13 березня. Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, перевод с украинского автора.
.
С Владимирской студенты переместились на Прорезную, на Пушкинскую, Фундуклеевскую, затем на Крещатик.
Около трех часов пополудни на углу Крещатика и Прорезной появился новый противник шевченковцев — студент Владимир Голубев со своими соратниками из монархического общества «Двуглавый орел».
Владимир Голубев — одна из самых ярких фигур Киева тех лет, сын Степана Тимофеевича Голубева, профессора Киевской духовной академии, известного историка церкви, действительного статского советника и члена-корреспондента Академии наук. Профессор был известен как человек правых взглядов, и это еще мало сказано [47] Евгений Букреев, учившийся на параллельном с Голубевым и Булгаковым отделении Первой киевской гимназии, называет Степана Тимофеевича Голубева «невероятно черносотенным» профессором. См.: Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М.: Книга, 1988. С. 25.
. Владимир, высокий молодой человек с небольшими усиками, подстриженными на военный манер, был одноклассником Михаила Булгакова, по убеждениям тоже правого. Оба поступили в Киевский университет: Булгаков — на медицинский факультет, Голубев — на юридический. Но общественная жизнь интересовала Голубева явно больше академической. Он издавал черносотенную газету, ходил на митинги, вступал в потасовки с грузинами, «жидами», социалистами и мазепинцами. Человек неуравновешенный, экспансивный, даже экзальтированный, он прославился на всю Россию во времена печально известного «дела Бейлиса». Разумеется, Голубев был убежден, будто Мендель Бейлис убил Андрюшу Ющинского, чтобы использовать его кровь для ритуалов талмудического иудаизма.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу