Александр Мещеряков - Terra Nipponica [Среда обитания и среда воображения]

Растительность в саду или возле дома также требует правильной кодировки и дешифровки и может выступать в качестве социального маркера. Так, дерево софоры японской (эндзю) следует сажать у дома министра. Ива должна расти перед воротами – знак высокого положения владельца дома.

Эстетика имеет в предлагаемой Тосицуна концепции сада подчиненную роль. В некоторых случаях Тосицуна пишет о том, что тот или иной элемент сада хозяин может устроить по своему разумению, но это касается только частностей. Высказывая свое видение ситуации, он расставляет приоритеты следующим образом: «Нужно располагать камни, следуя за мастерами прошлого, учитывая желания хозяина дома и сообразуясь с собственным вкусом» (с. 224).

Таким образом, японский сад в своем первоначальном значении имеет к «чистой» эстетике весьма опосредованное отношение. Японский садовник, точно так же как и японский государь, боится природного пространства, дикой природы, которая наполнена вредными для человека флюидами. В реальной природе крайне мало мест, которые изначально соответствуют требованиям безопасности. Часть из них является мэйсё. В связи с этим, для того чтобы должным образом защитить себя, садовник вынужден выстраивать искусственное пространство из имеющихся природных элементов, располагать их в правильном порядке, строить из них крепость. Количество этих элементов крайне ограниченно, садовник стремится не к усложнению картины, а к ее решительному упрощению. Ни о какой «гармонии с природой» (приспособлении к ней) не идет и речи, садовник стремится к созданию целиком рукотворной среды обитания. Недаром Тосицуна энергично возражает против такого подхода, когда садовник «просто наблюдает за природой», не зная существующих в традиции «запретов» (правил), потому, что «наблюдение» способно порождать только копии природы, – той природы, которая несет в себе столько опасностей. И только соблюдение закрепленных в традиции «запретов» способно обеспечить человеку безопасность. Предоставленная самой себе, природа будет представлять угрозу. В связи с этим пруд должен быть неглубоким, в противном случае обитающие там рыбы вырастут чересчур большими и превратятся во вредоносных для человека существ. Благодаря своей вписанности в традицию настоящий садовник знает все опасности, которые таит неокультуренная среда обитания, поэтому он является покорителем и преобразователем природы, но не всей природы, а только того пространства, которое окружает дом. Модель идеальной природы, представленная в садах, очищена от «лишнего», это природа преображенная и «дистиллированная», отстиранная от грязи и очищенная (зачищенная) от вредоносных духов.

В описаниях садов, с которыми мы встречаемся в письменных свидетельствах, представлен, как правило, весьма короткий список растений, он намного короче, чем в реальной природе. В «Сакутэйки» упоминается 16 видов растений. Этот список практически полностью совпадает со списком растений, зафиксированных в придворной поэзии. Точно так же как и в поэзии, в саду отсутствуют плодоносящие растения и деревья. Это еще раз свидетельствует о том, что японский сад не имеет никакого отношения к «утилитарным» (пероральным) ценностям. Несмотря на то что реальная природа Японии обладает огромным растительным многообразием, поэты и садовники того времени стремились не к многообразию, а к его решительному сокращению, что соответствовало их представлениям об устройстве мира и «гармонии». Такое совпадение неудивительно – ведь каждый аристократ обладал домом и садом, каждый сочинял стихи. И садоводство, и поэтическое сочинительство были проекцией одних и тех же ценностей и установок. Недаром поэту пристало сочинять стихи, обратившись лицом к саду. Знаменитый поэт Сётэцу (1381–1459) с похвалой отзывался о своем предшественнике и непререкаемом авторитете Фудзивара Тэйка, который во время сочинительства, будучи тщательно одет, открывал южные раздвижные перегородки своего дома и смотрел в южную сторону (в сторону сада), т. е. вел себя так, как поступали придворные во время поэтических сборищ в государевом дворце [216]. Все действующие лица тогдашней культуры устремляли свой взор на юг. При этом император повелевал страной, садовник – земными флюидами, поэт – словами. Все они были озабочены долголетием и держали оборону от энтропии.

Ки-но Цураюки сделал такую подпись на ширме, подаренной супруге Фудзивара Токихира по случаю ее пятидесятилетнего юбилея в 915 г.: