Стихи «Кокинсю» демонстрируют не только готовность соединиться с природой («внешним миром») и подчинить свои настроения ее сезонным проявлениям. Поэты были увлечены (отвлечены?) и своим «внутренним миром», который мог вступать в конфликтные отношения с природным движением. Если сравнивать поэзию «Кокинсю» с китайскими стихами и «Манъёсю», то мы должны констатировать: с созданием «Кокинсю» в значительной степени меняется общая тональность описания природного пространства – если раньше поэты радовались от встречи с красотой (природой, находящейся в идеальном состоянии), то теперь они часто горюют по поводу того, что миг встречи закончился так быстро. И в этом отношении они демонстрируют несовпадение природного и личного времени. Вместо чистого восхищения идеальной природой с ее календарным порядком их, бывает, гложет чувство обреченности, ибо поэт начинает ощущать трагический разрыв между личным (линейным) и природным (циклическим) временем. В настоящем поэты видели конец прошлого, а в будущем – конец настоящего.
Осенний клен
Листочка не обронит,
Но мне не по себе.
Багрянец гуще -
А зима скорей.
(«Кокинсю», № 264)
Ах, в этом бренном мире
Итог всегда один…
Едва раскрылись сакуры бутоны -
И вот уже цветы
Устлали землю.
(«Кокинсю», № 73)
Культивирование личных эмоций, испытываемых в связи с природными изменениями, не отменяет того факта, что сочинение стихов все равно считалось делом государственной важности. Японцы, с одной стороны, ставили своей задачей подчинить себя циклическому времени, с другой – пытались «улучшить» его, подогнать под свои представления о должном. И только естественно, что в качестве главного патрона поэзии выступал император – именно он был конечным гарантом природного порядка. Вместе с тем необходимо помнить, что стихи в антологиях наводили порядок в той части природы, которая не имела прямого отношения к жизненному обеспечению. Мы не встречаем там упоминаний о тех культурных или диких растениях, которые дают пропитание. То же касается и фауны. Возможно, отчасти потому, что аристократы не испытывали трудностей с личным потреблением. Если бы мы судили о жизни японцев того времени исключительно по стихам, мы бы никогда не узнали, что основой их пищевого рациона были рис и другие зерновые культуры, овощи, бобовые и рыба. Разрыв между «изящным» и «крестьянским» подходами хорошо продемонстрирован в одном из рассказов сборника начала XIII в. «Удзи сюи моногатари» (I-13). Буддийский священник увидел весной плачущего послушника и решил, что тот натура чувствительная: горюет по поводу того, что ветер сдувает цветы сакуры. Однако причина оказалась иной: послушник печалился о том, что ветер сорвет цветы с отцовских посевов ячменя и тот останется без урожая.
Стихи рассказывают нам о том, как меняется природный мир, предназначенный для «потребления взглядом». Вместе с этим миром меняются и чувства человека. В этом и состоит их гармония. Природа отправляет сезонные послания, задача поэта – откликнуться на них. Похожим образом поступал и император, когда откликался с помощью ритуальных мер на те знаки, которые ему посылало Небо. На уровне каждого отдельного поэта его отклик – проявление изящного вкуса и лирика, но на уровне антологии это уже исполнение государственного долга и эпос, когда эстетические задачи играют подчиненную роль. Однако это было уже не обширное государство, занимавшее всю территорию Японского архипелага, это было «государство в государстве». Аристократы проживали в крошечном государстве-столице и мало интересовались тем, что происходило за ее пределами. В конечном счете это и предопределило крах их власти.
Важно отметить, что поэтические антологии, составленные по императорскому указу, фактически вытесняют из сознания и информационного оборота исторические хроники, которые раньше тоже создавались в соответствии с государевыми распоряжениями – официальные хроники перестают составляться. Последняя из «настоящих» официальных хроник «Сёку нихон коки» («Продолжение поздних анналов Японии») заканчивает свое повествование 850 г. (две последние хроники, которые обычно относят к «шести национальным историям» – «Нихон монтоку тэнно дзицуроку», 879 г., и «Нихон сандай дзицуроку», 901 г., являются лишь подготовительными материалами к составлению официальных хроник). Таким образом, происходит смена дискурса власти, с помощью которого она общается со страной (вернее, с ее элитой; под государством – кокка – тогда понимался императорский двор). При этом статус антологий имел тенденцию к повышению. Показательно, что если составление «Кокинсю» было доверено мелким чиновникам – Ки-но Томонори и его брату Цураюки, то начиная с «Сюи вакасю» составление антологий доверялось только высокопоставленным чиновникам.
Читать дальше